Это было правдой.
— Да, — ответила Грейс.
— Как и у меня.
Она вздохнула:
— Шкала Джонса заканчивается на десятке.
— Только потому, что они не научились измерять психическую энергию выше этой точки. Именно поэтому они и ставят чертову звездочку. Как ты думаешь, Фэллон Джонс знает, какой у тебя уровень на самом деле?
— Еще вчера я бы ответила «нет». — Она повернулась к Лютеру. — Сейчас же я в этом не уверена. Учитывая природу его собственного дара, он, вполне возможно, давно догадался, что мой уровень чуть выше указанного в личном деле.
— Ты экзот, — без малейшего сомнения произнес Лютер. — Как и я.
Секрет в обмен на секрет. Какой вред в том, чтобы открыть немножечко правды другому чтецу ауры? Разве не так он сам сказал? Причем открыть тому, кто по-настоящему тебя понимает. Это же величайшее облегчение!
— Да, — кивнула Грейс. И скривилась. — Но я не люблю это слово.
— Экзот?
— Это полуучтивый термин для обозначения психических уродов.
— Ты не урод. — Лютер пошел к ней, постукивая тростью по полу. — Но ты действительно уникальное создание, во всяком случае, для меня.
Грейс встала.
— Серьезно?
В ней поднялась новая волна горячей чувственной энергии. Она знала, что Лютер рассматривает ее ауру, и видела, что он возбужден, ощущала поток жара от его энергетического поля. Теперь она понимала, что все это значит. «Он видит меня настоящую, — подумала она. — И он единственный, кто способен на это».
Лютер остановился перед ней и улыбнулся:
— Все смотрю и смотрю на тебя, малышка, и глаз отвести не могу.
Грейс рассмеялась, ей вдруг стало легко и весело. Она почувствовала себя соблазнительной и женственной. Безрассудно смелой. Готовой жить настоящим моментом.
— Нравится? — спросила она. Господи, да она кокетничает с ним!
— О да, — ответил Лютер и погладил ее по щеке. — Никто никогда не замечал за мной того, чтобы я возбуждался от чьей-то ауры, не говоря уже об аурах тех, кого мне пришлось угомонить.
Грейс затаила дыхание. Но психического удара от прикосновения не последовало. Ради эксперимента она прикоснулась кончиками пальцев к голой груди Лютера. И не почувствовала ничего, кроме тепла кожи и упругости мышц. То, что произошло вчера, не было случайностью. Она может прикасаться к нему безболезненно. И Грейс прижала к его груди раскрытую ладонь.
Она ощущала, как интенсивный энергетический поток его желания обтекает и обволакивает ее. Возможно, в нем таилась опасность, но она больше не желала обращать внимание на предупреждающие сигналы.
— Ты утверждаешь, что тебя влечет ко мне только потому, что я в состоянии помешать тебе манипулировать моей аурой? — спросила Грейс.
В его глазах зажглись лукавые огоньки.
— И потому, что ты разгорячена.
Грейс захлопала глазами.
— Ты действительно думаешь, что я разгорячена?
Лютер завел трость ей за спину. Он ухватился за противоположный конец, и Грейс оказалась в ловушке. Притянув ее к себе, он приник к ее губам.
— Очень-очень разгорячена, — произнес он.
Грейс затрепетала. Он хочет ее. И что из того, что отчасти притяжение вызвано его интересом к ее способности противостоять ему? Главное, что она не боится его, во всяком случае, так, как других мужчин. А это огромный плюс. И еще она может прикасаться к нему.
Надо жить настоящим моментом.
— Да, — сказала она. — Но так здорово — слышать эти слова.
— А действия? Действия тебя не привлекают?
— Привлекают. — Дыхание Грейс участилось. — Действия очень важны.
— Это хорошо, потому что я намерен кое-что предпринять.
Лютер стал целовать ее. Она обняла его за шею и ответила на его поцелуй со всей силой своей страсти. Не ожидавший такого напора Лютер покачнулся, выпустил трость и попятился. В следующее мгновение оба повалились на кровать.
Грейс оказалась наверху. Одурманенная желанием, она целовала Лютера, а он гладил ее, а потом, найдя подол сорочки, резко задрал ее и обхватил ладонями крепкие ягодицы.
Это словно влило в Грейс новые силы, и она судорожно сжала пальцами плечи Лютера.
— Разгорячена, это точно, — хриплым голосом произнес он.
Грейс бедром ощутила, как набух его член. Слегка приподнявшись, она нащупала молнию его брюк и потянула за язычок. Но молния никак не хотела разъезжаться.
— Я сам, — сказал Лютер.
— Только побыстрее.
Он выбрался из-под Грейс и сел.
— Поверь, я тороплюсь, быстрее просто невозможно.
Грейс легла вдоль кровати и любовалась Лютером, который встал и расстегивал молнию. Когда он снял брюки, она увидела свежий шрам на середине бедра и испытала самый настоящий шок.
— О, Лютер, — прошептала она.
Лютер проследил за ее взглядом, и его губы искривила усмешка.
— Не очень-то привлекательное зрелище, да? Один из докторов предложил пластическую операцию, чтобы вид был не таким ужасным, но в тот момент мне меньше всего хотелось ложиться в больницу.
— Да какая разница, как он выглядит? — Грейс села, спустила ноги с кровати и осторожно дотронулась до шрама. — Ты, наверное, потерял много крови. Ведь тебя могли убить.
— Я же говорил, что сам был виноват. — Лютер помолчал, пристально наблюдая за ней. — Тебя это очень волнует?
— Естественно. Ведь ранение серьезное.
— Я не об этом. Тебе не противно?
— Не глупи. Я просто переживаю за тебя, вот и все. Это была автомобильная авария?
— Нет. — Лютер раскрыл бумажник и достал оттуда пакетик с презервативом.
— Болит?
— Иногда. — Он надел презерватив. — Если ты не возражаешь, я бы предпочел не обсуждать мое ранение. Эта тема уничтожает всю романтику, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Грейс покраснела.
— Я не сообразила.
Лютер весело улыбнулся ей и повалил ее на кровать.
— В этом мы с тобой едины, — тихо проговорил он и накрыл рукой ее грудь.
Грейс сквозь ткань сорочки ощутила жар его ладони. Когда она обвила руками шею Лютера, по нему прокатилась волна трепета. Его аура ярко вспыхнула и, как показалось Грейс, вошла в резонанс с ее аурой. Она в полной мере почувствовала свою женскую власть над ним.
Лютер сунул руку ей между ног и принялся ласкать ее так же, как ласкал вчера вечером, как будто знал, что именно этого она и ждет. В ней запульсировала уже знакомая энергия.
Проклятие. Ведь он точно знает, чего она хочет и что ей нужно. Он запросто читает ее ауру и ясно видит, что работает, а что — нет.
— Подожди, — выдохнула Грейс. — Это нечестно.
— В любви и на войне все средства хороши.