— Смотрите под ноги! — ворчливо выражая свое недовольство беспорядком, приказал Миллер. — Какой-то пьяный идиот ворвался вчера сюда с черного хода и перевернул все вверх дном. Знаете, мы находимся почти напротив «Проклятых и забытых». Ковбои приезжают в город, и у них крыша едет. Все равно, что привести в дом дикого пони. Миллер провел Мэри через холл в меньшую комнату, еще более захламленную. В центре посреди хлама возвышался старинный стол. На нем, где-то среди нагромождения рыболовных снастей и рассортированных обломков горных пород, трезвонил телефон. Даггерпонт не обратил на него внимания. Бросив Мэри, он принялся колдовать над цифровым замком старинного сейфа, вмурованного в заднюю стену.
— В шестидесятых годах прошлого века здесь располагалась пробирная палата, — объяснил Даггерпонт. — В Абсарокасе обнаружили золото. Золотая лихорадка собрала здесь чокнутых со всей Америки. В городе начался бум. Впрочем, ненадолго. Жила оказалась не столь богатой.
Мэри уже читала эту историю в путеводителях, но не стала распространяться на данную тему, с опаской продолжая свой путь по офису. Даггерпонт открыл сейф, и Мэри, встав на цыпочки, попыталась заглянуть в недра этого странного хранилища.
— Ах, мистер Даггерпонт, не будет ли дерзостью с моей стороны спросить, что же все это значит?
Миллер стрельнул в Мэри недовольным взглядом.
— Люси Макадам. — Обрубок сигары запрыгал у него над подбородком. — Я был ее адвокатом. А вы — ее наследница.
Известие — словно удар деревянного молотка по голове — оглушило Мэри. Она слегка пошатнулась и сделала неуверенный шаг назад.
— Я — ее наследница?! Этого не может быть! Я хочу сказать, почему… как?..
На Дагтерпонта замешательство Мэри не произвело ни малейшего впечатления — он озабоченно занимался поисками нужной папки среди бесчисленных коробок, заполнявших полки сейфа.
— Хвала небесам за этот железный ящик! — проворчал Миллер. — Дорого же пришлось бы заплатить, если бы какая-нибудь пьянъ залила пивом эти папки. Инесс пришлось бы разбирать бумаги до Второго пришествия. Ага! Вот, нашел… Люси Макадам.
Даггерпонт извлек папку и погнал Мэри обратно в офис, где, плюхнувшись в кресло, приказал ей тоже сесть. Навалившись всей своей тушей на стол, адвокат поведал Мэри суть последнего волеизъявления Люси.
— У нее не было живых родственников. Люси все оставила вам. Ранчо, счет в банке, вот это письмо… — Он вручил Мэри запечатанный конверт. Она приняла его кончиками пальцев и положила на колени. — Все расходы по налогам на вступление в право наследования, расходы на похороны и, гм-м, мой гонорар, разумеется.
— Да, конечно,
— Но все это, безусловно, ваше, сразу же после официального утверждения завещания. Ах да, чуть было не забыл еще одну вещь! Проклятие — ведь чуть было не забыл!
Даггерпонт опять пробрался к сейфу и вернулся оттуда со старой оловянной, в фут высотой, урной, которую сунул ей в руки. Мэри уставилась на потешную посудину и перевела недоумевающий взгляд на Миллера.
— Что это? — выдавила она наконец.
— Что, что — Люси! Она завещала кремировать себя.
* * *
Мэри ехала на ранчо. Привязанная ремнем урна покоилась рядом, на пассажирском сиденье, Даггерпонт попытался убедить Мэри продать ранчо. Сумма налога за право вступления в наследование будет астрономической, особенно если учесть, как стремительно растут цены на недвижимость.
Но Мэри не дала согласия ни Даггерпонту, ни его угодливому приятелю — агенту по торговле недвижимостью, «случайно» заглянувшему в контору. Так же случайно стервятники слетаются к месту автомобильной катастрофы.
— Послушай, Люси, — бросив взгляд на оловянную урну, обратилась к подруге Мэри. — Ты всегда обладала недюжинным чувством юмора, но на этот раз — это уж слишком.
Урна лишь весело сверкнула на Мэри своим блестящим боком.
Мэри было просто необходимо уехать, чтобы все обдумать, попытаться привести в порядок растрепанные мысли. Ранчо показалось ей самым подходящим местом для подобного действия. Она почему-то считала, что правильный ответ может прийти к ней именно там. Впрочем, чутье подсказывало Мэри и то, что дело может обернуться совершенно иным образом и она обретет на ранчо еще больше вопросов. От такой перспективы у нее засосало под ложечкой.
Днем место, которое Люси последний год называла своим домом, выглядело необычайно живописно. Из стоящего на возвышении бревенчатого дома открывался вид на обширную равнину с бегущим по ней широким сверкающим ручьем. Выше — холмы, покрытые густыми сосновыми и лиственничными рощами. Равнина за ручьем была усыпана маленькими фигурками пасущихся лошадей. Едва выйдя из машины, Мэри уже навсегда влюбилась в эту картину. Пейзаж навевал чувство покоя и постоянства. Он совершенно не сочетался с тем образов жизни, что вела Люси.
Мэри поднялась по ступенькам на веранду и, обойдя дом, оказалась на просторной площадке с видом на ручей. Плетенная из ивы мебель и деревянные стулья не испытали на себе чудовищное усердие вандалов. Поставив урну на стеклянный столик, Мэри опустилась в стоявшее на веранде мягкое кресло и залюбовалась панорамой.
Все это теперь принадлежит ей. Эта мысль никак не укладывалась в голове. Какая-то бессмыслица! Она даже никогда не навещала здесь Люси. Мэри и не предполагала, что их дружба может быть настолько серьезной. Он смеялись над одними вещами, иногда вместе пили пиве Они были собутыльницами, сестрами по оружию в совместной борьбе с жестокими адвокатами, вечно не желавшими им платить и всегда желавшими затащить их в постель. Мысль о том, что их отношения значили для Люси нечто большее, смутила Мэри и заставила ощутить неясное чувство вины.
Надеясь найти ответ на свой вопрос или хотя бы какую-то зацепочку, Мэри достала из кармана жакета вpученный ей Даггерпонтом конверт и вскрыла его пилочкой для ногтей. В конверте оказался сложенный пополам зеленый лист бумаги, оборванный с двух концов. Cтeнoгpaфическая запись, набор иероглифов, расшифровать которые было под силу лишь судебному секретарю. До чего же Люси любила все эти театральные штучки, посылая их даже из могилы.
Упершись локтями в колени, Мэри склонилась над письмом и прочла стенограмму:
Дорогая Мэри,
Раз ты читаешь эти строки, значит, я уже успела поучить по заслугам. Ты считаешь, что я могла бы подыскать себе душеприказчика получше, чем тот, что сообщил тебе о моей последней воле? Вероятно, да. Подлецы всегда хотят для себя только самого лучшего, ну а мы — остальные — можем отправляться прямехонько в ад. Что ж, Господь знает, что я была очень непослушной девочкой. Я уверена: Он знает. Но это наше личное дело — мое и Большого Парня.
