дыхания, биением сердца и приятным ароматом парфюма с морской ноткой свежести. То, что уснула она в машине, девушка помнила четко, а как оказалась в шикарной постели невероятных размеров — смутно. А точнее, вообще, никак.
Ужасно хотелось пить, но было страшно открыть глаза и столкнуться с жестоким миром, ожидающим ее за областью спасительной темноты. Сердце снова болезненно заколотилось в груди, воспоминания беспощадным потоком заполонили мысли, вызывая болезненные спазмы в животе и желудке. Душевная боль очень часто сопровождается физической — острой и приступообразной. Она охватывает все тело, пронизывая каждый атом, клетку, парализуя мышцы и конечности. Но Лиз никогда не была трусихой, и тот страх, что испытывала она сейчас, на самом деле был отражением глубокого горя и потрясения.
Девушка сделала над собой усилие и открыла глаза, неспешно, тревожно оглядываясь вокруг. Окутывающий комнату полумрак не позволил рассмотреть детали, но Лиз была уверена, что находится в гостиничном номере. Более просторном и шикарном, чем в отеле отца, но некоторые особенности обстановки являются неизменными для всех номеров подобных заведений. Кровать, кофейный столик, тумбочки, светильники, плазменный телевизор, письменный стол у противоположной стены, минибар. Приятная гамма оттенков, бежево-кремовый и золотой, тускло поблескивающий в сумеречном свете заходящего солнца. Оранжево-бордовый полумрак, приятный аромат постельного белья и теплый тусклый свет, проникающий в номер через панорамное окно, должны были привнести ощущение покоя для каждого, кто нежился среди атласных простыней, но Лиз почти не замечала окружающей роскоши. Ее взгляд уловил темный силуэт за стеклянной дверью, ведущей на террасу.
Он стоял к девушке спиной. В темной рубашке, брюках и курил, глядя на город. Его поза была напряженной, уставшей. Всклоченные волосы, широкие плечи, пальцы, нервно сжимающие фильтр. В горле образовался комок, и она судорожно сглотнула, сморгнув непрошеные слезы.
Он был один все эти семь лет. Дважды переживший один и тот же кошмар. Может быть, Джером ждал этой встречи больше, чем каждый из них, жил ради этого момента, боролся, переступал через себя и… не дождался.
За что?
Кто тот невидимый безжалостный правитель судеб, позволяющий себе играть их жизнями? Почему некоторым людям приходится постоянно проходить через ад, чтобы не спастись, а перейти в следующий круг… И по новой, по спирали, к самому центру вселенского зла, в то время как другие живут так, словно для них не существует правил, и берут все, что хотят, ничего не отдавая взамен, не гнушаясь методами для достижения своих целей и оставаясь абсолютно безнаказанными? Где эта божественная справедливость, о которой твердят многие? Нет, к черту. Нет ни Бога, ни Дьявола, а есть люди, назначавшие себя богами и дьяволами в одном лице. Лиз сжала ладони в кулаки и шумно втянула воздух сквозь стиснутые зубы.
Внизу горели огни, небо пылало алым, постепенно чернея и осыпаясь звездами. Ее грудь сдавило, глаза защипало от соленых слез. И словно почувствовав на себе прожигающий сканирующий взгляд, Джером обернулся, немного наклоняясь, чтобы затушить сигарету в пепельнице на столике. Мужской взгляд казался мрачным, тяжелым, совсем не похожим на тот, каким он смотрел на нее в детстве. Перед ней стоял незнакомец. Жесткий, уверенный и красивый, полностью контролирующий свои эмоции. Его маска выглядела совершенной, но все же Лиз знала, что это только маска. Именно поэтому Элизабет его не узнала сразу. Выражение лица, взгляд, голос — словно принадлежали другому человеку, чужому, далекому, окруженному непробиваемой броней. Однако она нашла его, в глубине непроницаемых глаз, в проскальзывающих интонациях властного и твёрдого голоса, в появляющихся на сдержанном лице проблесках боли и уязвимости.
Лиз смотрела, как Джером медленно направляется к стеклянной двери, открывает и проходит внутрь. Ей понравилась его походка. Сильная, уверенная, именно так ходят люди, умеющие принимать удары судьбы, давать сдачи и сражаться дальше. Семь лет способны сильно, очень сильно изменить человека. И возможно, будет правильнее воспринимать его как незнакомца, которого только предстоит узнать, не оглядываясь назад и не пытаясь найти в нем черты прежнего Джерома. Если, конечно, он позволит узнать его.
— Как ты? — спрашивает он хрипловатым от усталости голосом. Лиз отрицательно качает головой. Не в силах дать полноценный ответ на данный вопрос. Она садится, скидывая с себя одеяло, и спускает вниз длинные ноги. Девушка по-прежнему в футболке и шортах.
— Есть хочешь? Заказать… — Джером делает паузу, чтобы взглянуть на наручные часы. Лиз какое-то время смотрит на его запястье с дорогим атрибутом, потом в лицо. Их глаза встречаются. Он слегка сводит брови, словно думая о чем-то своем. — Ужин?
— Да, — кивает Лиз, непроизвольно прижимая ладошку к впалому животу с рельефными мышцами пресса. Плаванье и спорт — ее вторая страсть после животных. Плаванье — для души, а к физическим упражнениям Лиз приучил отец, за что она безмерно благодарна и пожизненно обязана своей потрясающей фигурой. Нет, нельзя об отце, иначе снова начнется истерика.
Джером закрывает за собой дверь на террасу и опирается на нее спиной. Достает из кармана брюк телефон, звонит кому-то, диктует заказ, рассеянно, но в тоже время детально изучая взглядом сидящую на кровати девушку.
— Что-то не так? — заметив в глазах сестры сомнение и тревогу, интересуется Джером. Обращаясь к ней, он говорит исключительно мягким, обволакивающим приятным голосом, иногда ироничным, иногда уставшим, пронизанным горечью или грустью. Это настоящее? Или игра? Потому как со своими сопровождающими громилами Джером общается совершенно другим тоном.
— Нет, — мотает головой Лиз. — Сколько я спала? — он снова смотрит на часы, сверкнувшие в полумраке. И черт, в таком освещении Джером выглядит не менее зловещим и опасным, чем утром, когда она увидела его, выходящим из вертолета.
— Семь часов, — сухо сообщает он, неторопливо подходит к ближайшей к нему тумбочке и включает встроенный над ней светильник. Мягкий свет бросает длинные тени от ресниц на его щеки, и Элизабет напрягается, когда, повернув голову, он смотрит на нее нечитаемым взглядом.
— А что все это время делал ты? — немного взволнованно спрашивает девушка, неотрывно изучая черты когда-то родного лица, пытаясь найти изъян, неточность или хотя бы каплю искренности в глазах цвета бушующего океана.
— Был здесь, — уголок его губ дёргается вверх и снова опускается. Это видимо должна была быть улыбка.
— Ты не спал? — скользнув взглядом по аккуратной рубашке, застёгнутой до горла, и ослабленному узлу галстука, она догадалась, каким будет ответ.
— Выспался
