кожи.
Вечером в клубе Мила что-то делала со мной, а у меня даже не вставал на неё.
Красивая она, конечно, статусная тёлка, на которую друзья пускают слюни, ну за исключением тех, кто уже её имел. Знает, какую вилку держать, когда подают рыбу, знает, что сказать, когда интересуются мировой политикой. Но эмоций никаких не вызывает. Почти как покупка авто. Первое время ты радуешься новой игрушке, а потом охладеваешь и хочешь новую.
Мы сидели в убогом ночном клубе, её упругая задница выделывала восьмёрки на моём паху. Длинные чёрные ногти царапали кожу под рубашкой. Белым шумом до меня доходили те непристойности, что произносили пухлые опытные губы, касаясь моего уха. И мне оставалось лишь запивать свою тупость алкоголем. Не испытывая абсолютно ничего кроме омерзения к себе.
Боролся с желанием спихнуть её с колен, бросить всё и пойти к Алёне, где бы она сейчас ни была. Дома или на базе. Не знаю, что бы я делал. Прощения просил, на коленях ползал, объяснял, что не достоин её? Она это и так знает.
Не заметил, когда Мила замерла и отстранилась.
–
Клим, ты вообще живой? У шестидесятилетних уже давно стояло бы после моих манипуляций.
Снова глотнул обжигающий напиток, не отпускало.
–
Трахни уже свою спортсменку, и всё пройдет. Или меня трахни, в конце концов.
«Моя спортсменка». Как дурак прокрутил эту мысль в голове и улыбнулся сам себе. «Моя» – что-то сладкое было в этом слове, вкусное. Хотел, чтобы она была моей. И даже не возражал, чтобы и она ко мне так относилась.
Поймал себя на этих мыслях и понял, что я отравлен каким-то ядом и он проникает с каждым мгновением всё дальше и глубже, и, как избавиться от него, как вытравить из крови, не понимаю.
Меня убивала необходимость постоянно заглядывать в телефон, ждать эсэмэски или звонка от него. Абсолютно ничего. Тишина.
Неужели он так послушно внял моим словам?
Даже на тренировках я не находила себе места, отвлекалась, думала о нём постоянно. Хотелось сжать голову пальцами от разрывавших её мыслей и предположений. О боже, насколько лучше была бы моя жизнь, если бы он никогда в ней не появлялся! Ни аварии, ни травмы, ни душевной боли! Ни-че-го!
Оставшиеся дни до поездки на природу тянулись так же туго, как застывшая жвачка. Моя разбитость мешала учиться и тренироваться. Хотелось сбежать далеко-далеко, чтобы не мучиться мыслями о Климе, где он не смог бы меня найти, даже если бы захотел.
А мне хотелось, чтобы он меня искал, и, наверное, впервые в жизни я желала кому-то испытывать страдания. В те пару минут, что проходили с момента, когда моя голова касалась подушки, и до того, как меня вырубал сон, я мечтала, представляя себе, как он мучается оттого, что не может найти меня. Сладкие иллюзии.
Перед отъездом я позвонила бабушке, сказала, что с тренером и ребятами едем на кемпинг. Бабушка на неделю должна была уехать в наш родной город к сестре, попросила на всякий случай оставить ей адрес, но так как я знала, что, если Клим спросит, она обязательно ему всё сообщит, мне из чистого упрямства не хотелось этого делать. Не знаю почему, но я была уверена, что бабушка меня сдаст. Отчасти я знала почему. Подозревала, что она считала, будто Клим способен забрать меня из большого спорта. Конечно, это было не так. Из гимнастики я уйду только тогда, когда пойму, что больше не могу выигрывать.
Большой икарус, принадлежащий нашей спортивной базе, забрал нас рано утром. Я заняла место у окна, кинув рядом свой рюкзак в надежде, что этот знак будет верно расценён. Но мне не повезло. Нагло сбросив мои вещи на пол, рядом присела Катюша.
Она была старше меня на пару лет, являлась посредственной гимнасткой, каких множество. На тренировках с блеском выполняла элементы, но стоило предстать перед судьями, терялась, совершала ошибки. Тренер отправляла к психологу, чтобы разобрать причину, по которой она не может собраться на соревнованиях, но она отказалась. Конечно, мои победы её никогда не радовали, и она часто отпускала саркастические шуточки на тему того, что мне просто повезло оказаться среди слабых соперниц и что своим тщедушным телом я только пугаю судей.
Именно из-за таких, как она, я старалась ни с кем из девочек не общаться. Не получалось у меня с ними дружбы, между мной и остальными, менее успешными спортсменами нашей тренировочной базы, стояла стена моих успехов. Да, я отлично понимала, что всегда найдётся кто-то более физически одарённый, талантливый, удачливый. Но сейчас я оставалась одной из сильнейших гимнасток страны, и это всё меняло.
Да, мне нравилось быть лучшей из лучших, находиться в центре внимания, слышать аплодисменты. Не только потому, что я была тщеславной, хотя, наверное, в какой-то степени так и было, ведь в нас с детства закладывают нацеленность на победу. Если нет стремления быть первым – в спорте нечего делать. Но по большей части потому, что я получала колоссальную энергию на соревнованиях, она питала меня, наполняла силой, и, стоя на пьедестале, я испытывала ни с чем не сравнимые ощущения. Адреналин в моей крови зашкаливал, превышал все допустимые пределы и дарил дикое удовольствие. Кто-то ищет его в прыжках с парашютом, быстрой езде, опасных видах спорта, а я там – на соревнованиях, на помосте. И сейчас, будучи травмированной, у меня возникала мучительная ломка по этому чувству. Гимнастика была моим наркотиком, поэтому я так стремилась восстановиться и вернуться.
– Видела твоего парня вчера в «Солярисе», – растягивая слова, начала она, упоминая о самом популярном в городе ночном заведении, – с какой-то моделью.
Сердце болезненно сжалось в груди от этой новости. А чего я ждала, что он, как меня, проводит до двери или попьёт чай вместе с бабушкой и пожелает спокойной ночи?
– Мне так жаль, что вы расстались, – продолжила она, не обращая внимания на моё молчание, – этот красавчик, конечно, не мог бы долго быть с такой, как ты. Но ты не расстраивайся, для тебя же самое главное – тренировки.
Я поморщилась, продолжая смотреть в окно, чувствуя, как она покидает соседнее кресло. Мне хотелось ответить что-то острое, колкое, в голове крутились подходящие фразы, да только к чему злить её сильнее, чем она уже была, больше она ненавидеть меня тоже уже не сможет.
Уже стоя в проходе, Катя приблизила ко мне своё лицо, заглядывая в глаза, и прошептала,
