Тем же вечером, устраиваясь в комнате для гостей, Альбина вспоминала Александра Акентьева, мысленно прощаясь с ним навсегда. Почему-то она была уверена, что больше не увидит его.
– Да, можете себе представить – должность в какой-то шарашкиной конторе при котлонадзоре! – сказал за ужином его отец.
– Котлонадзор?! – Альбина сразу представила себе огромный котел, за которым будет надзирать Александр. Апокалипсическая такая картинка.
Адское пламя, перепончатые крылья и алые языки чертей – подходящая компания для Александра.
Квартира Акентьевых на улице Рубинштейна казалась Альбине Швецовой почти что дворцом. Особенно после той конуры, в которой ей пришлось обитать на Гранитной. Переезд не занял много времени – почти вся мебель принадлежала хозяевам съемной квартиры, а имущество Альбины Вихоревой в основном осталось на ее собственной квартире в распоряжении Арсена и его семьи. Акентьев-старший посокрушался по поводу ее бесцеремонных квартиросъемщиков, которые традиционно задерживали плату, но, видя, что Альбина не желает их прогонять, тему больше не затрагивал. Слава богу, Альбина перестала зависеть от этих денег, хотя не забывала напоминать Арсену о его долге.
Она часто размышляла над тем, как странно распорядилась судьба. Может, и правда, было предначертано где-то на небесах, что жизнь ее окажется связанной с этой семьей. Что ж, то, что происходило сейчас, ей нравилось. Снова пошла белая полоса, без страхов и тревог.
У Акентьевых как обычно собирались гости. Разные люди, по большей части из театральной среды. Был, кстати, и тот драматург, что когда-то благословил Кирилла Маркова на дебют в роли Гамлета. О Маркове он ничего не мог сказать – потерял из виду и немного сердился за «предательство». В его речах, несмотря на весь либерализм, звучало старое «мы их растим, в люди выводим!».
– Расти нужно! – возражал Акентьев-старший. – Это совершенно нормальная ситуация. У нас, господа, просто еще остался комплекс неполноценности. Если выбрался за рубеж – значит, предатель!
Альбина справлялась о Кирилле у Вадима, с которым иногда говорила по телефону. Но Иволгину не любила звонить – в голосе Гертруды Яковлевны всегда слышалось что-то недоброе. Многое стало понятно, когда Домовой объяснил насчет ее планов – свести снова вместе его и Наташу. Гертруда Яковлевна мечтала о журавле в небе, то есть – в Англии. Здешние же барышни расценивались ею, как потенциальные конкурентки.
Могло показаться странным, что на этих творческих посиделках у Акентьевых речь ни разу не заходила о погибшей внучке, но на самом деле все соболезнования были уже высказаны, и никто не бередил душу хозяев. А вот двойняшки Альбины вызывали у художественной братии бурю эмоций, такими они были хорошенькими.
Говорили о театре и переменах в стране. Альбина слушала, изредка вставляла собственные замечания. Ее молчание интриговало, как и строгие костюмы, которые она теперь предпочитала. Брак, закончившийся фиаско, стал для нее приговором всему мужскому роду. Она перебирала в памяти собственные романы. Невский……Покончил с собой, не смог сказать несколько слов…Акентьев, который попользовался ею, а потом постарался использовать ее несчастье, чтобы повторить все заново. И Олег. И все они говорили о любви……И где же их любовь?! Да и что такое любовь?! Тайна, которую невозможно постичь?
Слава богу, дети есть. И это ее дети. Олега после его возвращения из зоны она твердо решила не подпускать к ним на пушечный выстрел. Поражаясь собственной твердости, она вычеркнула его из своей жизни. Вернее было бы сказать – он вычеркнул сам. Выбора у нее не было, вот что. Либо продолжать жить и воспитывать детей, либо идти ко дну вместе с ним. Превращаться в мученицу, которая живет с мужем и все терпит, она не собиралась.
И можно было сколько угодно слушать Огин-ского. Олег не любил классическую музыку. Тогда она прощала ему пролетарское невежество, но теперь, уже задним числом, чувствовала раздражение. И время, проведенное со Швецовым, было с ее стороны неоправданной жертвой.
А ею интересовались. С женским тщеславием она отмечала, что по-прежнему нравится мужчинам. Это было приятно, но еще приятнее оказалось ощущать себя независимой. Альбина чувствовала, что становится настоящим синим чулком. Синенький скромный чулочек.
Впрочем, здесь, в этой среде, ей было легко сохранять дистанцию с мужчинами. В театре она быстро прослыла злюкой, однако и это некоторые находили привлекательным. Так, один из поклонников, очевидно, задумав ее покорить, передавал каждое утро ей розы. Альбина даже не пыталась выяснить, кто это. Она давно была уже не глупая девочка и подобные игры вызывали у нее только раздражение.
– Лучше бы принес яд для тараканов! – сказала она, зная, что сарафанное радио непременно передаст это пожелание ее воздыхателю.
Тараканы, в самом деле, бегали по мастерской, несмотря на все усилия санитарной службы. Как ни удивительно, но этот загадочный поклонник выполнил задание и, по крайней мере, на время тараканы перестали докучать Альбине. Она уже знала, кто он такой – молодой человек из администрации театра. И думала уже дать ему еще какое-нибудь практическое задание. Но он переключился на актриску из числа молодых да ранних. Альбину подобная ветреность не огорчила, напротив, лишь укрепила ее скепсис в отношении мужского рода.
Синий чулок?! Она рассматривала себя в зеркало. Все-таки нет! Синий чулок должен выглядеть как Флоренция, как ее там… мама несчастного Евгения Невского – такая чучундра в очках. А она вон какая. Альбина рассматривала себя в зеркало, искала следы возрастных изменений. Нет, она по-прежнему красива! Но не для всех вас, не для вас!
На Новый год кто-то из театральной бухгалтерии выпустил в советских еще традициях стенгазету, с дружескими шаржами на всех сотрудников. Альбину Вихореву художник изобразил в виде строгой надзирательницы с какими-то розгами в руках. Альбина посмеялась – ее это нисколько не задело. Да, мы такие! Бойтесь.
Акентьевы не вмешивались в ее личную жизнь ни словом, ни делом. Она была им за это благодарна – иначе ей пришлось бы уйти из этого дома. Они были славные, Акентьевы, и почему Александр вырос таким мерзавцем, Альбина не могла понять, да и не пыталась. Она давно решила, что лучше не стараться понять, почему случилось именно так, а не иначе. Пусть этим занимаются философы и богословы.
И об Олеге с Акентьевыми она почти никогда не говорила. Альбина старалась не вспоминать о своей поездке в зону к мужу, да и сама поездка казалась теперь кошмарным сном. Олег.… Он снился ей иногда. Улыбающийся, веселый или сердитый, но всегда такой, каким она помнила его по их прежней счастливой жизни.
