Детектив снова обернулся ко мне, и я поняла, что он находит меня столь же интересной и привлекательной, как и я его. «Кик Кесуик! О чем это ты толкуешь? Кажется, ты превращаешься во что-то вроде помешанной на сексе нимфоманки. Ну разумеется, он находит тебя интересной: ты одна из подозреваемых. И он обязан пристально изучать людей. Это его работа. И не настолько он привлекательный. Довольно-таки помятый. И кажется, постоянно ждет, пока ты проговоришься».
— Простите?
— Время. В какое время вы ее нашли?
— Чуть позже половины восьмого. Я включила свет и увидела ее.
— Кто еще был в здании?
— Роджер. Наш охранник. И девушка на рентген-контроле, но она вряд ли что-то знает: глупа как пробка. Да, и еще первая смена охранников в караульном помещении. Но не думаю, что кто-то сюда заходил. Я была первой. Минуты две спустя появился Олкотт.
— Олкотт?
— Швейцар. Потом пришел мистер Тейлор.
— Кто такой мистер Тейлор?
— Президент и главный аукционист. Это его кабинет. — Я показала на закрытую дверь. — Но у него важный телефонный разговор, и я буду крайне благодарна, если не станете прерывать его без лишней необходимости.
— Понятно. Вы не заметали ничего необычного, когда пришли сюда?
— Ничего. Все было в полном порядке.
Звякнуло переговорное устройство.
— Минутку, пожалуйста. Да?
— Что там за скандал? — недовольно спросил Бертрам. — Неужели не понимаете, насколько важны эти переговоры?
— Простите, мистер Тейлор, но мисс Ромеро мертва. Это полиция.
— Попросите вести себя потише. Я не могу сосредоточиться. И где мой чай?
— Сейчас, сэр. Я им скажу. Прошу прощения.
Я повесила трубку.
— Это мистер Тейлор. Извините, пожалуйста, еще две секунды.
Я сделала знак Олкотту, занявшему свой обычный пост на лестничной площадке и готовому броситься выполнять любое мое распоряжение.
— Чай мистеру Тейлору, Олкотт, пожалуйста.
— Дверь кабинета была открыта или закрыта? — продолжал старший инспектор Кертис.
— Заперта.
— Это обычная процедура?
— Да. Я всегда ухожу последняя и запираю ее сама.
— А как насчет уборщиц?
— Они начинают в половине шестого и всегда убирают кабинет мистера Брейса в первую очередь, чтобы я смогла все проверить перед уходом.
— И уходите вы…
— Обычно около шести. В пятницу было то же самое. Я отправилась на рынок.
Он поднял на меня глаза, немного помедлил и снова уставился в блокнот.
— Понятно.
Зачем я сказала это? Не все ли равно, куда я пошла?
Он кивнул, сбросил пальто, под которым обнаружилось слегка округлившееся, уже немолодое, но приятное на вид тело. Карманы спортивного пиджака оттопыривались, на галстуке темнели жирные пятна, серые фланелевые слаксы казались мешковатыми. Зато туфли начищены до блеска. Капли дождевой воды собрались на ботинках кордовской кожи.
— Скажите, миссис Кесуик, а для меня у вас не найдется чаю? Или кофе?
— Есть и то и другое. Что предпочитаете?
Я открыла шкаф и повесила его пальто.
— Кофе. Черный. Два кусочка сахара.
— Сейчас будет. И не миссис, а мисс.
Он проследовал за мной на кухню.
— Как по-вашему, сколько пролежала здесь мисс Ромеро?
— Без медэксперта сказать трудно, но думаю, не меньше двух дней.
Я снова подавилась.
— Фу!
— Хорошо сказано.
В его глазах мелькнули смешливые искорки, и мы оба застенчиво улыбнулись.
Минут через пятнадцать появился Оуэн и сразу стал командовать. Судя по румянцу и пружинистой походке, он, несмотря на дождь, успел сделать утреннюю пробежку. Каждое утро он делал семь миль в Гайд-парке, пробегая вокруг всего Серпентайна.
Кстати, я уже упоминала, что пыталась больше ходить пешком? Ничего особенного, но после смерти Бенджамина я решила вести здоровую жизнь. Очень люблю гулять, особенно во Франции. Поэтому дала себе слово каждый день проходить пять миль, будь то дождь или солнце. Это должно войти в привычку. Пора заняться собой.
С тех пор каждые два-три дня я одолевала милю-другую. И называла это прогрессом. Неплохое начало.
— Вы нашли ее, Кик? — глухо спросил Оуэн с ничего не выражающим лицом.
Я кивнула:
— Около половины восьмого.
— Прошу сюда, мистер Брейс, — вмешался старший инспектор, показывая Оуэну на его же собственный кабинет. — Вам придется произвести официальное опознание.
Они вернулись через несколько секунд. Лицо Оуэна приобрело такой же серовато-белый цвет, как у Тины.
— Не мог бы я задать вам несколько вопросов где-нибудь в местечке потише? — спросил старший инспектор. — Ничего необычного. Всего лишь рутина.
Оуэн растерянно глянул на меня.
— Зал заседаний совета директоров, сэр, — подсказала я.
— Верно.
С каждой минутой он выглядел все хуже, словно усыхая на глазах.
— Пойдемте со мной, Кик.
— Вы, наверное, предпочли бы говорить с глазу на глаз, — заметил инспектор.
Оуэн покачал головой:
— У меня нет секретов от мисс Кесуик.
Точно, нет. Кроме шестисот восьмидесяти миллионов долга, если судить По пятничному отчету.
Мы отправились в зал заседаний совета директоров. Я включила свет, и Олкотт принес кофе, чай и теплые, липкие ореховые пышки. Оуэн оставил оригинал портрета отца-основателя, красноносого, жирного, увенчанного париком сэра Баллантайна, висеть в конце стола, над своим креслом. Думаю, пройдет еще немного времени, и Оуэн станет выдавать его за собственного предка.
— Когда вы в последний раз видели жену, мистер Брейс?
— Утром в пятницу, когда она пришла в офис. Перед этим ей вручили документы на развод.
— Понятно. И она расстроилась?
— Очень. Мы немного поссорились.
Старший инспектор выжидающе молчал.
— Совсем немного.
Оуэн заговорщически улыбнулся и показал на четыре подсохшие и побледневшие царапины на щеке.
— Она наградила меня вот этим, а потом созвала пресс-конференцию и объявила, что я подбил ей глаз, что я категорически отрицаю.
— Подбили глаз?
Оуэн кивнул.
— Вы ведь не заметили синяка, верно?
— Я не заметил, но теперь обязательно проверю.
— Можете не трудиться. Его просто нет. Это был грим.
— Она часто употребляла наркотики?
— К несчастью, да. Часто, — кивнул Оуэн.
— Знаете, откуда она их доставала?
— Нет. Во всяком случае, только не от меня. В ее профессии полно фанатов и прихлебал, и всякий более чем счастлив угодить звезде. Жалкая братия.
«О, пожалуйста, Оуэн, — хотелось мне сказать. — Не суди других. Можно подумать, у тебя нет своих фанатов и прихлебал, каждый из которых более чем счастлив угодить тебе. Ладно, пусть не наркотики, а секс по первому требованию? Кто бы говорил…»
