— Тебе. Себе. Всему этому, — она жестом обвела кресло и их обоих. Потом снова шмыгнула носом и тяжело вздохнула. Мэтт улыбнулся, вспомнив, какой бесстрашной она была в детстве. Следившая за ним Карли напряглась и нахмурилась.
— Задница! — буркнула она. Улыбаться ему не следовало.
Он так устал, что буквально слился с креслом; малейшее движение требовало огромных усилий. Мэтт откинул голову на спинку кресла, сомкнутые руки его касались обнаженной спины Карли, и он солгал бы, если бы стал утверждать, что это прикосновение не доставляет ему удовольствия. Мэтт чувствовал возбуждение и был бы счастлив лечь с этой женщиной в постель. Но «этой женщиной» была Карли, а он не собирался во второй раз наступать на одни и те же грабли.
И все же зрелище было приятное: милое лицо, правда, в настоящий момент слегка подпорченное покрасневшими глазами и мрачным взглядом; хрупкие плечи, едва прикрытые двумя тонкими бретельками с вышитыми на них маргаритками; пышная округлая грудь, сильно изменившаяся со времен их юности и сладострастно рвавшаяся наружу из кремового вязаного топа; тонкая талия и слегка тронутая загаром кожа.
Остального Мэтт не видел, потому что на Карли были пижамные брюки, но ему и не требовалось это видеть; он и так знал, что под ними скрывалась привлекательная женская плоть. Он слишком хорошо помнил ее гладкий плоский живот, стройные ноги, лобок с мелкими кудрями, еще более упрямыми, чем на голове. А ее попка… Аккуратная, круглая и казавшаяся чертовски соблазнительной еще до того, как он снял с Карли старомодные белые хлопчатобумажные трусики, которые она носила под бальным платьем.
Его тело мгновенно отозвалось на эти воспоминания, что, впрочем, было совсем неудивительно. Да, не стоило ему вспоминать.
— Ты слышал, что я сказала? — Карли заерзала и слегка отстранилась от него. Мэтт заставил себя забыть о собственных ощущениях и сосредоточился на ее словах. — Я сказала, что ты задница.
—Я слышал тебя, — спокойно ответил Мэтт. Он слишком устал, чтобы спорить. Тем более что у нее было право так его обзывать. — Ты права.
—Что?!
Ага… Карли чуть подскочила на его коленях. Значит, подействовало.
— Ты права, — повторил он. — Я действительно задница.
Карли была, кажется, готова убить его взглядом. «Ох уж эти женщины… — подумал Мэтт. — Ты с ними соглашаешься, а они злятся еще пуще прежнего».
И тут он вспомнил, как хорошела Карли, когда злилась.
— Ты хоть знаешь, о чем я говорю? — возмутилась она.
Теперь Карли сидела спокойно, но заняла такую позицию, что ладони Мэтта сами собой очутились на ее обнаженной спине. Ее кожа напоминала теплый шелк. Руки Мэтта медленно начали спускаться ниже, почти против его желания.
— Конечно, знаю. Подумаешь, какая тайна… Ты все еще сердишься на меня за то, что случилось двенадцать лет назад?
Мэтт сказал это нарочито резко, чтобы разозлить Карли. Во-первых, он хотел проверить, способны ли ее глаза метать искры, а щеки полыхать, как когда-то. Во-вторых, хотел заставить ее слезть с его коленей и прекратить пытку, пока он не потерял остатки самообладания.
Как он и ожидал, глаза Карли расширились и засверкали, к лицу прилила кровь. Она со свистом втянула в себя воздух. А потом неожиданно замахнулась, собираясь ударить, но Мэтт успел перехватить ее руку. Теперь он крепко прижимал ее к себе, не давая пошевелиться.
— Сукин сын! — прошипела она, дрожа от ярости. Их лица разделяло всего несколько сантиметров. Мэтт видел ее гневно горевшие глаза и плотно сжатые губы. Карли не пыталась вырваться, но при этом тяжело дышала — скорее от злости, чем от физических усилий. Мэтт ощутил прикосновение ее мягкой теплой груди, вдохнул нежный аромат кожи и вдруг ярко представил ее обнаженную, принимающую душ в его ванной.
— Подлый сукин сын. Грязный, подлый…
Черт побери, она снова была права. Он действительно был сукиным сыном. Причем гораздо более гнусным, чем ей представлялось. Несмотря на все, что было между ними, несмотря на глубокую симпатию, которую он испытывал к ней, и чувство стыда за то, что поддался природным инстинктам и разрушил их добрые отношения, несмотря на ее справедливый гнев, он все еще желал ее так, что это причиняло ему физическую боль.
—…трусливый сукин сын! — закончила она.
—Прости меня, если сможешь, — искренне ответил Мэтт.
Просьба о прощении запоздала на много лет. У него возникло гнетущее чувство, что уже ничего не поправить. Замысел разозлить Карли, заставить ее соскочить с его колен и таким образом облегчить собственное положение провалился.
— Я не должен был давать себе волю тогда, после выпускного бала, — продолжал он покаянным тоном. — А потом не должен был избегать тебя. Просто я не ожидал, что наши отношения зайдут так далеко. Мы были приятелями. Друзьями. Когда я проснулся на следующее утро и понял, что натворил, мне стало стыдно. Поэтому я и старался держаться от тебя подальше.
Это объяснение было исчерпывающим и вдобавок абсолютно искренним. Мэтт выпустил ее руку и покорился судьбе. Если Карли ударит его, он примет это как мужчина. Она молчала и смотрела на него, но Мэтт почувствовал, что ее тело расслабилось, кулак разжался и пальцы легли на его грудь. Его накрыла теплая волна.
— Я был еще юнцом, — продолжил Мэтт, не сводя с нее глаз и решив высказать все. После этого надо будет встать и уйти отсюда поскорее, пока он не сделал того, о чем впоследствии придется жалеть. — Глупым мальчишкой. И вел себя как глупый мальчишка. Прости меня. Пожалуйста.
Карли опустила ресницы. Ее руки скользнули вверх по его груди и остановились на плечах. Она вся подалась вперед, прижалась к нему — грудь к груди, бедра к бедрам. Он чувствовал волнующий жар ее нежного тела, биение ее сердца, аромат волос…
«Нет! Это ошибка, — билась внутри тревожная мысль. — Ты должен встать и уйти. Немедленно!»
Но он не ушел. Наоборот, крепче обхватил ее талию, прекрасно сознавая, что его руки снова устремились туда, куда не следовало.
Веки Карли поднялись, их взгляды встретились.
— Я… — начала Карли.
Но то, что она хотела сказать, навек осталось тайной. Она замолчала и нервно облизала пересохшие губы. Глядя на нее как зачарованный, Мэтт решил, что, возможно, она потеряла дар речи из-за того, что его пальцы скользнули под резинку ее пижамных брюк. Он утратил власть над своими руками — они делали, что хотели.
— Мэтт, — прошептала она, а затем снова замолчала и сделала вдох.
Мэтт знал, каким глубоким и судорожным был этот вдох, потому что грудь Карли прижималась к его груди и потому что он следил за ее приоткрывшимися дрожавшими губами. Внезапно он вспомнил, какими нежными, сладкими и зовущими были эти губы когда-то…
