— И кого же ты охранял?
— Он предложил охранять одного владельца холдинга. С ним уже работала группа из пяти человек. Марат решил усилить её верным и надёжным парнем. На бизнесмена уже покушались два года назад. Закрывший его собой личный охранник погиб. Стрелок устроил засаду в торговом центре и стрелял практически в упор. Пистолет находился в папке для бумаг, которую он держал в руке. Телохранитель успел оттолкнуть бизнесмена и открыл ответный огонь, пуля попала убийце в грудь, и он умер на месте. Охранник скончался на операционном столе. Все прекрасно понимали: попытки устранить бизнесмена будут продолжаться, и он не жалел денег на охрану. Я проработал с ним около года. Ребята в группе подобрались профессиональные и ответственные, но с учётом непростых обстоятельств и наличием у хозяина большого количества врагов его всё равно достали. Заложили взрывное устройство в мусорную корзину возле кабинета. Взрывом ему оторвало обе ноги, и он скончался от болевого шока. Хорошо, что я был в другой смене и находился дома. Следующей клиенткой оказалась молодая женщина с ребёнком. Мальчишку пытались похитить, чтобы потребовать выкуп от отца женщины. Условия для телохранителя были созданы хорошие: большая комната, возможность заниматься в тренажёрном зале, посещать стрелковый тир, бассейн. Я даже получил в личное пользование новую престижную иномарку. Проработав несколько месяцев, я подружился с мальчишкой, даже стал у него кем-то вроде личного тренера, занимался с ним гимнастикой и боксом. Я подозревал, что за нами следят. Я неоднократно обращал внимание на молодых людей, которые крутились у ворот загородного дома, где проживали мальчик и гувернантка. Мать мальчика приезжала нечасто. Мальчишку попытались похитить в небольшом кафе, куда они с воспитательницей заехали пообедать после Палеонтологического музея. Атаковали внезапно. Мне нанесли страшный удар сзади бутылкой шампанского по голове. На моё счастье, бутылка разбилась, и удар нужной силы не получился. Я потерял сознание, но очень быстро пришёл в себя. Воспитательницу оттолкнули в сторону вместе со стулом, а мальчишку поволокла к выходу какая-то женщина. Поднявшись на ноги и понимая, что стрелять в кафе нельзя, иначе запросто зацепишь посетителей, я схватил за ножку столик и швырнул его вслед похитительнице, попал в спину и сбил её с ног. Боковым зрением заметил сбоку двоих парней. В этой ситуации у меня был единственный выход: выхватить оружие и, упав на пол и резко перекатившись в сторону, открыть огонь по ногам. Во всей этой страшной суматохе мальчик, молодец, не растерялся и на четвереньках заполз за огромную пальму, стоящую в кадке возле выхода. Вскочив на ноги, я выкрикнул: «Всем оставаться на местах! Полиция!» Как правило, это даёт несколько секунд преимущества и возможность оценить обстановку. Затем я велел официанту, испуганно выглядывавшему из дверей кухни, вызвать «скорую» и полицию, а сам бросился к ребёнку. К счастью, тот не пострадал. По правилам надо было дождаться сотрудников полиции для составления протокола, но я опасался повторного нападения и потому схватил ребёнка, выскочил на улицу, усадил в машину и на большой скорости помчался прочь. Из машины по телефону связался с Маратом, коротко обрисовал ситуацию. Марат, как человек, способный очень быстро и взвешенно принимать решения, велел продолжать работу, а сложности с ментами взял на себя. Удивительно, но мальчик довольно быстро пришёл в себя, не испугался даже. На меня он смотрел восхищённо, как на крутого героя. Мать мальчика не знала, как меня благодарить. Даже предложила мне стать её любовником…
Мне не очень понравились откровения Олега, что его клиентка недвусмысленно намекала на интимные отношения. Но — что было, то было. Да и Олег — роскошный мужчина, удивительно, что клиентка разглядела его только после неприятного происшествия.
— Соблазн большой, — признался Олег. — Но я прекрасно понимал: человек с таким прошлым и без перспектив на будущее войдёт в её жизнь только лишь любовником, но никогда не станет главой семьи. Хотя против лёгкого романа я не возражал. Но все приятные мысли улетучились, когда на следующее утро меня пригласили для дачи показаний в городское УВД и обвинили в неправомерном использовании огнестрельного оружия. Я понял, что вляпался в уголовное дело, и пока процесс не пошёл, Марат посоветовал уехать из Москвы на год. Легко сказать… Я не хотел терять год жизни на бега. Дело ведь может и не улечься, и мне воткнут дурацкую статью о превышении обороны. Нужно было что-то решать. На моё счастье и на несчастье нашей многострадальной страны шли боевые действия в Чечне. Я принял решение стать контрактником и уехать служить на Северный Кавказ. Этим я убивал сразу несколько зайцев. Если вернусь живым, получу удостоверение участника боевых действий, которое может оказаться полезным. Да и деньги не лишние. И ещё один очень важный для меня фактор. Согласись, защищать Родину — это более достойное занятие, чем прятаться год по съёмным квартирам и общаться с малознакомыми людьми. Вот так я и попал на войну…
Чем дольше я слушала Олега, тем больше понимала, как сильно меня к нему тянет, хотя мы из разных социальных слоёв. Он показался мне благородным человеком, и я заинтересовалась его миром, который был мне совершенно неведом. Я подумала, что именно этого человека ждала всю свою жизнь…
— Ты знаешь, Ира, прошло много лет, но мне почти каждую ночь снится один и тот же сон. Врачи говорят, травматический психоз.
— Расскажи. — Мне было интересно всё, что касалось Олега.
— Вначале полная тишина. Затем где-то далеко, по нарастающей, раздаётся звук: еле слышный, то и дело заглушаемый стуком падающих камней, шорохами и ночными птичьими криками. Затем шум нарастает и превращается в ровный гул. Словно где-то далеко зазвучали и приблизились играющие разные мелодии оркестра. А потом из ущелья появляются боевые вертолёты. Их трудно сосчитать. Они вдруг начинают резко снижаться, чёрная окраска бортов призвана поглощать днём солнечный свет, но она делает цвет зловещим. С ближней сопки по вертолётам начинают вести пулемётный огонь. Я вместе с товарищами из группы разведки забиваюсь глубоко в расщелину между скал — пытаемся спрятаться от страшного приближающегося боя. Мне хочется открыть автоматный огонь по вертолётам, спасая себя и ребят. Но хотя сознание парализовано страхом, я понимаю: этого делать нельзя. Это свои вертолёты. Но также знаю: стрелок, не задумываясь, нажмёт на гашетку пулемёта, если заметит хоть какое-то движение в скалах. На войне мысли имеют свойство приобретать страшную силу. Словно откликаясь на мою догадку, один вертолёт заходит на боевой разворот и открывает ураганный огонь. Десятки пуль рвут моё тело на куски, рядом стонут и корчатся раненые бойцы. Я из последних сил пытаюсь перекричать рёв вертолётных двигателей: «Здесь свои! Свои!» В ответ e i ратная музыка впивающихся в моё тело пуль.
