Андрей Неклюдов - Золото для любимой

Наш с Чайкой «выход» обсуждали «в кулуарах» – как нечто отвлеченное, как видеофильм.

– Ты бы так смог – все время держать? – кричал возбужденно один (кажется, Васька).

– А то нет! – высокомерно отвечал, покуривая, Леха. – Он же ее не на члене держал. Я пробовал: не очень удобно. По мне, лучше – сзади.

Потом за Чайкой опять гонялись. И хотя поймал ее сидевший в засаде Слон, у него ее нахально отбил Леха. И имел ее на глазах всей орды, как и хотел – сзади, а остальные скакали вокруг и кривлялись, точно дикари в ритуальном танце.

По пути от речки к дому я, шагая рядом, завел с Чайкой беседу по душам (почти как Раис с Лешкой).

– Скажи-ка, Чайка, как это твои родители отпускают тебя так надолго? – проговорил я полушутливо-полусерьезно.

Вместо ответа девчонка громко расхохоталась, широко открывая рот и показывая крупные белые зубы.

– Чего ты ржешь? – глядя на нее, улыбнулся и я. – Есть у тебя вообще родители?

– А ты меня чё, удочерить собрался? – опять заухмылялась она.

– Синюхи ее предки! Чбйку из дому похерили! – неожиданно встрял отставший от остальных Слон.

– Пошел ты, сраный Слоняра!.. пока я тебя!.. – и девка запустила увесистой каменюгой в едва успевшего отскочить в сторону пацана. Потом повернулась ко мне со все еще злой гримасой на лице:

– П…ит он, я сама от них свалила! – и прибавила уже спокойнее: – У бабки живу, в Каменке.

– Да-а… А в школу хоть ходишь? – спросил я с сомнением.

– Какая школа? – снова развеселилась собеседница. – В школе той все провода на металл сняли, а потом и стекла вынули. А в Пласте до восьмого класса доходила…

Какое-то время шли молча.

– Скажи: а не слышала ты про такого Стефана из Пласта, старателя? – перевел я разговор.

– Еще бы! Я его знала. И знаю, что с ним сделалось.

– Говорят, он утонул?

– Какое там – утонул!..

И я услышал несколько иную версию гибели старателя.

– Мужика того утопили из-за бабы, уж я-то знаю, – авторитетно заявила девчонка. – Женщину не поделили – дочку Бурхана.

– А разве у Бурхана есть дочка? – искренне удивился я.

– А ты думал! Целых две.

– И с кем же Стефан ее делил?

– Много хочешь знать.

Так или иначе, но то, что Стефан был убит, я теперь уже не сомневался. Кто это сделал, пока неизвестно, может, даже кто-то из появляющихся здесь лиц…

С этого дня я с особым вниманием стал присматриваться ко всем гостям хозяев-башкир.

Аня позвонила на кафедру, где я как аспирант проводил основную часть времени.

– Я сейчас зайду к тебе, хочу отдать твои бумаги по диссертации и какие-то дискеты, наверное, они тебе нужны.

Голос ее звучал приветливо и радостно, как будто ничего ужасного между нами не произошло. Казалось, и мне она намерена сообщить нечто радостное, обнадеживающее. Я слушал ее, а у самого звон стоял в ушах и сердце давало перебои. «Чего я так нервничаю? – одернул я себя. – Ведь все уже определилось и ничего не изменится. Так успокойся наконец!»

…Она вышла из такси, в легкой розовой куртке, в светлых брюках, с распущенными волосами, вся сияющая. Интересно: раньше я почти не обращал внимания, во что она одета, теперь же одного взгляда оказалось достаточно, чтобы охватить ее всю в мельчайших подробностях. Заметил я на ее руке золотой браслет в виде змейки, какого у нее прежде не было. Но постарался не выказывать своей досады.

Мы прошлись по набережной. Я держал полученную папку с материалами под мышкой. По Неве грудами, расщепляя лучи солнца, плыл ладожский лед, по влажному голубому небу тянулись, словно последние тающие зимние пути, длинные полосы облаков. Аня шла со мной рядом, легкая, вольная, и улыбка не сходила с ее губ. А мне уже было ясно, что ничего отрадного для меня она не скажет.

– Ах, какая весна! – вздохнула она глубоко. – И сколько событий… Эта последняя неделя – словно год жизни, а может, и вся жизнь! Ты знаешь, во мне сейчас столько сил!.. Я чувствую себя такой сильной! Понимаешь, за тобой я была как за каменной стеной. С тобой я могла быть слабой. А теперь я чувствую, что сама на многое способна. Я словно проснулась, дремала-дремала и вдруг вспорхнула. Даже люди стали относиться ко мне по-другому. Я навестила всех моих прежних подруг. И все рады мне. Все говорят, что я переменилась, стала интереснее. Все кругом обращают внимание… Я с каждым могу побеседовать, и все меня понимают. Тут один командировочный, взрослый такой мужчина, сказал мне: «Я, – говорит, – не люблю давать советы, но тебе я хочу посоветовать: больше всего в жизни бойся скуки. Скука убивает самое лучшее в человеке». А я сейчас ни секундочки не скучаю!

– Это он тебе посоветовал после того, как вы с ним выбрались из постели? – не удержался я от колкости.

– Слушай, ты ненормальный. У тебя одно на уме – секс и ничего больше.

– Можно подумать, ты со своим… дружком встречаетесь исключительно для интеллектуальных бесед.

– Но ведь кроме этого столько всего! Неужели ты не видишь?

Нет, я не видел. Я вообще ничего не видел. Лишь черноту…

Какое-то время шли молча. Не без злорадства я отметил, что слегка охладил ее восторженность.

– И это все, что ты собиралась мне сказать? – сухо спросил ее.

– А разве этого мало?

Я ничего не ответил, да и говорить в общем-то было не о чем.

Как она сейчас от меня далека! Рядом с ней – переполненной эмоциями, возможно, наивной, возможно, заблуждающейся, обманутой иллюзиями, но горящей жизнью – я чувствовал себя покойником. И весна казалась мне стылой, пустой и не нужной.

– Чудесный день, – проговорил я, как бы проверяя себя. Но слова эти ничего во мне не вызвали, ни малейшего отклика. Мертво в душе, одни остывшие уголья…

«Наверное, я и любить-то больше не способен. Трындел: придется и мне кого-то полюбить… Сплошной блеф. А сам – пустая оболочка. Двадцать шесть лет – и уже старик…»

У Дворцового моста расстались. Она полетела на ту сторону Невы, легкая, в развевающейся на ветру розовой куртке, я остался на этой.

Сколько-то времени я тупо брел по набережной, не видя ничего вокруг. Потом заметил, что у меня папка (с моими бумагами). Равнодушно швырнул ее в Неву, побрел дальше. Впору было самому сигануть вслед за папкой. Но, к сожалению, я неплохо плавал.

«Все в жизни компенсируется», – вспомнил я свои давние слова. Жизнь решила подтвердить их на моем личном примере.

Помимо пацанов и Раиса к Радику наведывалось немало иных гостей. Другой раз проснешься среди ночи: шум, говор, ругань Бурхана. Выглянешь в окно: в кухоньке свет, дверь ее отворена, полно людей, дым коромыслом. Во дворе – чей-то мотоцикл с коляской или автомобиль у ворот (это уже утром обнаружишь).