Я чувствую поток Зла. Энергия настолько сильная, что прижимает меня к полу, так же как и моих братьев, но мы упрямо ползем к трону, окружая чудовище, и я знаю, что решающий прыжок — мой. Вот два ягуара бросаются на Древнего с разных сторон, а я, почти оглохнув и ослепнув от рева и вони, прыгаю на него. Моя лапа врезается в темный глаз, где Тьма танцует свой вечный танец, я сжимаю когтями эту субстанцию и вырываю ее из глазницы, хотя тело мое изнывает от боли, потому что щупальца Древнего разрывают меня на части. Но Инка-Солнце ослепляет и сжигает нас, Та-Иньи берет меня за руку и ведет в храм, где уже горит костер. Вот только рука моя выскользнула, и огонь отдаляется…
Страшный рев возвращает меня в реальность — я выныриваю из потока воспоминаний и образов. Надо мной склонился старик с колокольчиками в косах и что-то говорит, но я не понимаю, что.
— Луис?
Луис тяжело дышит, словно бежал марафон. Эда приводит в чувство молодая индианка — дает ему что-то выпить из чаши. Руки его заметно дрожат, все тело в испарине, как и у меня. Моя рука болит, словно ее обожгло и заморозило одновременно, а шаман опускает ее в миску с какой-то жидкостью, и боль притупляется. Что здесь происходит?
Я произнесла вопрос мысленно или вслух? До меня доносится голос Луиса:
— Старик говорит, что может спокойно умереть, потому что его глаза видели новых властителей инков. Еще он говорит, что у каждого из нас теперь по два сердца — Та-Иньи подарила нам сердца Солнечных Котов, и мы отныне с ними в родстве, как и с этим племенем, потому что их тотем — ягуар. Та-Иньи была когда-то жрицей в храме Мачу-Пикчу, а потом исчезла в Виль-Таэне, как и все, кто туда входил.
— И что?
— А то. Шаман знает, кому поклонялись в Виль-Таэне, а мы убили Древнего, освободили души, которые монстр держал в заключении. Тот, что спит во Тьме, имени его назвать нельзя, — умер сейчас, и старик рад, что его глаза видели это. Он говорит, что когда-то властитель инков Синчи по приказу богов решил разрушить Виль-Таэн, потому что там происходили вещи, которых не должно происходить на земле. Та-Иньи была жрицей-девственницей в храме Солнца, Прорицающей. Ей было откровение о том, что победить Древнего может только ягуар и что война будет выиграна. Виль-Таэн был разрушен, но солдаты Синчи, когда вошли в храм, прельстились драгоценностями из сокровищницы, и Древний забрал их жизни. Он наложил проклятие и оставил души в стенах Виль-Таэна до тех пор, пока их не освободят новые вестники богов, которые одновременно придут в Виль-Таэн и… не понимаю… Буквально звучит так: убьют там свою темную человеческую сущность. Не понимаю…
— Да, ладно, как раз просто. — Эд сосредоточенно вглядывается в луну. — Темная сторона человеческой природы — это жадность, жестокость и похоть. Мы не взяли себе ничего из сокровищ Виль-Таэна, не запятнали себя напрасным убийством и не занимались сексом.
— Разве это делает нас богами?
— Видимо, делает. Мы оказались не в том месте и не в то время. Или наоборот — в том и тогда, когда и было надо. Смотря как посмотреть.
— И что, данный факт как-то поможет нам выбраться отсюда?
— Как знать… Жизнь так умно устроена, что и человек на что-то сгодится. — Луис ворошит костер. — Тарик-шаман знает больше, чем весь ученый мир. Представьте себе — тысячи лет миновали, сотни лет нет уже империи инков, а племя мочика жило здесь, исполняя волю своих богов, и хранило свои знания. Удивительно! Жаль, что никто этому не поверит…
— Некоторые вещи лучше оставить там, где они есть. Спроси лучше, чего от них хотели давешние рыцари с большой дороги.
— Уже спросил. Правительственные войска искали здесь красные отряды и просто проезжали мимо. Понимаешь, Тори, подобные вещи здесь, в общем, обычны. Безнаказанность порождает преступление.
Значит, я все сделала правильно. Не то чтоб меня мучила совесть, но… Не знаю. И все-таки на душе у меня стало спокойнее.
— Спроси, в какую сторону нам идти.
— Уже. Пойдем завтра на запад, там ближе к цивилизации. Кстати, где-то в той стороне стоит домишко нашего друга Педро. Можем заглянуть в гости.
— Клоун…
— Не сердись. Просто мы устроили здесь такую шикарную гулянку, что о ней тоже будут ходить легенды. В окрестностях есть еще несколько племен мочика, а также чанки и наска — все когда-то были частью империи инков. И все они помнят свою историю лучше, чем мы свою. У них очень развиты традиции, и одна из них — культ Солнца. Миссионеры зря потратили с ними время, как видишь. После сегодняшнего племя уйдет туда, где остальные. По словам шамана, только Виль-Таэн держал их здесь, теперь они свободны.
— Почему?
— Та-Иньи, жрица Солнца в храме Мачу-Пикчу, была когда-то дочерью вождя этого племени. Она отправилась вместе с воинами в Виль-Таэн и попала в плен к Древнему. Сначала-то они смогли развоплотить и загнать монстра в подземную тюрьму, да только никто не смог уйти — воины позарились на сокровища, и проклятие Древнего пало на победителей. Родное племя жрицы осталось здесь — на подступах к Виль-Таэну. Шаманы из столетия в столетие возносили молитвы богам об освобождении пленников.
— Уму непостижимо!
— Да. Теперь племя свободно и может воссоединиться с другими. Шаман говорит, чтоб мы не шли к шоссе, там сейчас полно солдат. Кстати, он знает об упавшем самолете.
Эд молчит. Я представить не могу, что сейчас происходит в его голове. Жизнь для него не просто перевернулась, а разлетелась на мелкие кусочки, и теперь ему надо как-то начинать все сначала.
Жизнь «отрастает», как хвост у ящерицы. Нужно просто подождать, а не бросаться склеивать разбитое. Вот, кажется, все разбилось, в душе пустота и суицидальные желания, а проходит время, глядишь — что-то новое выросло. С каждым днем картина мира меняется, и начинаешь по-другому воспринимать многие вещи. Мы сами вырастаем из наших жизней, как дети вырастают из одежды, — и меняемся так или иначе. Вот только Эд этого пока не знает.
Когда-то давно меня вытряхнули из моей жизни — словно кожу содрали. Мы с тетей Розой сошли по трапу самолета в Международном аэропорту Кеннеди, и, боже милостивый, у меня глаза разбежались на тамошние магазинчики. Пока тетя Роза ждала багаж, возилась с документами, я пялилась на витрины. Особенно меня восхитила одна, где продавалась разная бижутерия. Но у меня не было денег, и у тети Розы тоже, я знала. Поэтому понимала: нужно, чтобы тетя не заметила, как в мою душу заблестели все эти цацки. Но ноги мои приросли к полу — перед глазами такая красота!
Молодой темнокожий продавец повидал здесь всякое и быстро сообразил, что я за птица, но улыбнулся мне. Потом я узнала цену их американским улыбкам, а тогда улыбнулась в ответ. Могу себе представить, как я смотрелась со стороны. Платье из искусственного шелка от фабрики «Большевичка», цебовские лакированные туфельки, которые тетя Роза достала на какой-то базе, золотые янтарные серьги в ушах, подаренные тетей на выпускной, и — куча блестящих цацек за витриной. Но что-то, видимо, во мне было, потому что парень спросил:
