– Гребаная природа, – пробормотал Лэндри, поднял камень и швырнул в птицу. Цапля пронзительно вскрикнула от возмущения и ушла прочь на своих тонких желтых ногах.
– Детектив Лэндри, – позвал один из помощников шерифа. Оба в ожидании стояли у капота машины. – Хотите, чтобы мы вызвали криминалистов?
– Нет, – почти пролаял он.
Лэндри спустился на пятьдесят метров ближе к берегу, где дренажная труба создавала узкий перешеек между берегами канала. Мне не следовало, но я пошла за ним. Лэндри делал вид, что не замечает моего присутствия.
Рука принадлежала женщине. Подойдя ближе, сквозь завесу мух, я смогла разглядеть маникюр на обломанном ногте мизинца. Темно-красный лак. Ночь в городе закончилась для нее очень плохо.
Светлые волосы плавали на поверхности воды, под которой скрывалось само тело. Лэндри осмотрел берег вдоль и поперек, обследуя землю в поисках отпечатков ботинок, автомобильных шин, или любых намеков на то, как труп оказался в этом месте. Я делала то же самое.
– Вон там, – я указала на частичный отпечаток, оставленный на мягкой земле у самого края берега, примерно в трех метрах от жертвы.
Лэндри присел на корточки, хмуро глянул на него и обратился к помощникам шерифа:
– Принесите мне маркеры.
– Не стоит благодарности, – сказала я.
Наконец он посмотрел на меня. Впервые я заметила, что его лицо осунулось, как будто Лэндри не выспался. Рот изогнулся в унылой гримасе.
– Есть причина, по которой ты можешь находиться здесь?
– Это свободная страна, – ответила я. – Более или менее.
– Я не хочу тебя здесь видеть.
«Это моя жертва», – пронеслось у меня в голове.
– Ты не на работе, – добавил он. – Ее ты тоже бросила, припоминаешь?
Его слова напоминали удар в грудину. Я даже отшатнулась от этого словесного выпада и не смогла удержаться от судорожного вдоха.
– Какой же ты козел. – Я взяла себя в руки. Расстроенная больше, чем хотела показать, и больше, чем хотела быть.
– Зачем мне вообще с тобой связываться? Если не выходит по-твоему, первое, что ты делаешь – бьешь ниже пояса. Да, ты знаешь, как подать себя, Лэндри. Не могу поверить, что женщины не ломятся в твои двери, ты гребаный придурок.
Глаза жгло, злость искрила во мне, как оголенный провод под напряжением. Отвернувшись к телу, я подумала о том, что женщина под толщей мутной воды, несомненно, оказалась там по воле какого-нибудь мужика, которому не следовало доверять. Как будто могла быть другая причина.
Рука словно махнула мне в знак приветствия, и я подумала, что у меня начались галлюцинации. Последовал еще один взмах, более резкий, и я тотчас поняла, что происходит. Прежде чем я смогла отреагировать, прозвучали жуткий всплеск и удары по воде, потоком хлынувшей в мою сторону.
– Господи Иисусе! – выкрикнул Лэндри за моей спиной.
– Аллигатор! – воскликнул один из копов.
Лэндри толкнул меня в спину, отпихнув в сторону. Я шлепнулась на четвереньки, и тут же, поверх моей головы, он пальнул из пистолета. Звук выстрела напоминал щелчок кнута рядом с ухом.
Я отпрянула от берега и попыталась встать на ноги, но изношенные подошвы моих сапог для верховой езды скользили на влажной траве.
Лэндри разрядил свой девятимиллиметровый глок во вспененную воду. Тем временем один из помощников шерифа бежал вдоль берега по другой стороне канала, приставив дробовик к плечу и выкрикивая:
– Он у меня на мушке! Он у меня на мушке!
Залп из ружья был оглушительным.
– Сукин сын! – заорал Лэндри.
Я наблюдала, как виновник всплыл на поверхность, демонстрируя окровавленное зияющее отверстие, разодравшее его бледно-желтое брюхо. Аллигатор, длиной около полутора метров, все еще сжимал в своей пасти часть человеческого туловища.
– Дерьмо, – прорычал Лэндри. – И это место преступления, с которым мне работать.
Он ругался и метался в поисках чего-то, что можно было ударить или пнуть.
Я подошла к краю берега и посмотрела вниз.
Аллигаторы известны тем, что вращаются со своей добычей в воде, дезориентируя жертву и утапливая ее даже тогда, когда прокусывают ткани и кости, разрывая вены и артерии. Этот хищник выдернул свой намеченный обед из веток, где тот так удачно запутался. Возможно, аллигатор сам спрятал тело. Другая обычная практика этих рептилий: оставить жертву, зажатую под каким-нибудь затонувшим деревом в заначке на будущее, чтобы она начала разлагаться.
Природа жестока, почти также как человеческие существа.
Я всматривалась в мутную воду в ожидании, когда всплывет другая половина тела. Она появилась на поверхности, и я оцепенела с головы до ног.
– Господи, – выговорила я, но не была уверена, что произнесла эти слова вслух. Из меня вышибло дух, я упала на колени и прижала руки ко рту, чтобы заглушить крик или подавить дурноту, что именно из этого – не знаю.
Бледное посиневшее лицо, смотревшее на меня, должно было быть красивым: полные губы, высокие скулы и, переменчивые как зимнее сибирское небо, голубые глаза, которые уже начали поедать мелкие рыбешки и другая живность. Некогда прекрасное лицо превратилось в маску смерти из фильма ужасов – матушка природа постаралась на славу.
Я годы проработала полицейским на улице, детективом в отделе по борьбе с наркотиками и повидала много тел. Заглядывала в безжизненные лица бесчисленного количества трупов и научилась не думать о них как о людях. Сущность человека ушла в момент смерти, то, что осталось, свидетельствовало о преступлении, которое можно исследовать и разложить по полочкам.
Я не могла также отнестись к этой жертве: отдалиться, заглушить мелькающие в голове образы живой и невредимой девушки. Я могла слышать ее голос: дерзкий, снисходительный, русский. Видеть идущей через двор конюшни гибкой, ленивой кошачьей походкой.
Ее звали Ирина Маркова, и мы работали с ней бок о бок больше года.
– Елена… Елена… Елена…
Подсознательно я понимала, что кто-то пытался окликнуть меня, но голос будто доносился издалека.
Твердая рука опустилась на мое плечо.
– Елена, ты в порядке?
Лэндри.
– Нет, – ответила я, отстраняясь от его прикосновения.
Я с трудом поднялась на ноги и молилась, чтобы не упасть, отходя от берега. Не сделав и нескольких шагов, ноги подкосились, и я опустилась на четвереньки. Невозможно было вздохнуть, желудок судорожно сжался, и меня буквально вывернуло наизнанку.
Паника душила меня скорее из страха перед собственными эмоциями, чем из-за увиденного или страха захлебнуться рвотной массой и умереть. Хотелось убежать от своих чувств, сорваться и нестись сломя голову, как раньше несся Арли, когда привез меня в это жуткое место.