— А я не пролечу со своими советами? — Леночка выглянула в зал, оценила «бублик», лежащие на столе рядом с тарелками дорогой телефон и ключи с автосигнализацией от «Лексуса». И сразу же деловитая посетительница стала симпатичнее. — Хотя… действительно… Ладно, пойду рисковать.
* * *
Предложение забронировать номер пришлось как нельзя кстати. Ублажив желудок салатом, жюльеном и жареной свиной отбивной, я почувствовала, насколько устала от дороги, от переговоров с поставщиками, от мороза.
Официантка сама быстро оформила все бумаги и принесла мне ключ от номера.
До своей кельи добрела на автопилоте и через полчаса спала здоровым сном.
Ночью меня разбудил стук в дверь. Если бы не голос, монотонно повторяющий: «Маша, Маша, мне поговорить надо», я бы ни за что не встала.
Часы на столике показывали два часа. Мистика какая-то. В захудалой гостинице, в Москве, со мной кто-то рвется поговорить.
Открыв дверь, я первым делом увидела в двух вытянутых руках поднос с бутылкой коньяка, пакетом сока, толстокожим лимоном и шоколадкой. Затем из полутемного коридора материализовался мужчина незнакомой наружности.
— Маша, поговорить нужно. Меня Жорой зовут. Пустишь?
— Проходите. — Я запахнула накинутое на себя одеяло. — Подождите минуту, я оденусь.
Пока я в спальне натягивала джинсы и свитер, мужчина в гостиной разлил коньяк по гостиничным бокалам и нарезал лимон.
Меня слегка знобило от внезапного просыпания, и я прихватила с собой одеяло.
Жора сидел в кресле и ожидал меня с серьезным видом.
— Маша, я заочно знаком с тобой и твоей уникальной подругой Анной. Сегодня услышал разговор по телефону про некую Зону и решил зайти поговорить.
Я наступила на край одеяла и чуть не упала.
«Поменьше трепаться надо в общественных местах, — противно заверещал мой болотный голос. — Болтун — находка для шпиона!»
Плюхнувшись на диван, я внимательно оглядела молодого мужчину, внешне весьма похожего на прапорщика Шматко. Вроде простецкая внешность, а глаза умненькие.
— И чего от меня нужно? — Взяла в руки рюмку и тут же поставила обратно. — Мне нельзя алкоголь, налей сока.
Жора проворно метнулся в ванную, сполоснул стакан, налил сок и выдохнул:
— Очень хочу знать, где сейчас Ленчик.
— Понятия не имею, — честно ответила я. — Скорее всего, в больнице для психов.
— Н-да, — парень расстроенно плеснул себе коньяка на полбокала.
— А-а… — Я не знала, как осторожнее сформулировать вопрос. — А что вы слышали о… Зоне?
— Я с августа по декабрь был в Зоне Топь. Привез туда посылку от Ленчика для академика Аристарха Кирилловича.
Моя рука непроизвольно опять потянулась к рюмке коньяка, но переместилась к бокалу с соком.
— Посылкой, как я понимаю, вы называете двоих детей?
— Да. Двоих детей четырех лет. Ленчик выкупил их из специальных детских домов. — В три глотка выпив коньяк, Жора подышал, приходя в себя, и сжевал дольку лимона. — Эх, хорошо… Так вот, Маша, могу похвалиться, но дети теперь устроены в семьях гораздо лучше, чем некоторые при родных родителях.
— Рада слышать. — В номере все же было прохладно, и я опять натянула одеяло на плечи. — Зачем тебе Ленчик, Жора?
Налив себе еще полбокала, Жора не стал медлить и выпил коньяк залпом. Глазки заблестели, в лице появилась доверительность.
— Я, Маша, хочу свою жизнь изменить. К лучшему. Не в криминальном смысле, а самому стать более цельным человеком. Я, когда с Ленчиком встретился, понял, что полжизни ху… фигней страдал. А с Ленчиком не соскучишься.
Зевота не давала мне нормально говорить.
— Жора, извини, у меня режим. А где Ленчик сейчас, я действительно не знаю.
Жора встал.
— Извини, спокойной ночи.
— Надеюсь. Коньяк забери, а то не справлюсь с искушением, потом переживать буду.
Не глядя, Жора прихватил коньяк и тарелочку с нарезанным лимоном.
— Ты беременна?
В глазах Жоры, что меня очень удивило, была искренняя радость за меня.
— Да, Жора, я жду второго ребенка.
Жора поклонился, и в недопитой бутылке булькнул коньяк, а с тарелочки сползла долька лимона.
— Поздравляю. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — проговорила я, запирая за ним дверь.
Быстро раздевшись, я плюхнулась в кровать.
* * *
Март в Италии — уже буйная весна. За раскрытыми окнами гостиницы солнце грело древние мостовые Пьяченцы. Незнакомые деревья благоухали сладкими запахами. Каждый клочок земли цвел пестрыми цветами. Фиалки и бархотки, крокусы и анютины глазки радовали глаз.
Вовка в окно подглядывал за Анной. Та рассматривала витрину магазина сувениров. А все вокруг рассматривали Анну. Не было ни одного мужчины, не обратившего на нее внимания. Один даже врезался в стену, заглядевшись на стройную девушку с длинными русыми волосами, с синими глазами, в легком белом платье. Она была похожа на Афродиту пенорожденную.
Продавец в магазине открыл дверь и, размахивая руками, пригласил Анну войти. Она сделала шаг вперед, и тут на нее налетел высокий парень. Они столкнулись лбами, и парень без сознания рухнул на тротуар. Анна недоуменно наблюдала за его падением и потирала пальцем лоб. Место ушиба никак не проявилось и даже не покраснело.
Продавец нагнулся к парню, осмотрел и расстроенно взмахнул руками. Достав мобильный, он, вероятно, стал вызывать «Скорую».
Аня села рядом с лежащим парнем, провела ладонью над головой. Тот очнулся, зажмурился, увидев Анну, и медленно встал. Продавец с удивлением наблюдал за сценой. Аня улыбнулась завороженному парню. Она не стала заходить в магазин, а перешла дорогу и зашла в гостиницу. Спасенный парень и продавец смотрели ей вслед.
В номер Вовчика постучали, и вошла Валерия Николаевна.
— Вова, ты собираешься в музей? — Валерия Николаевна посмотрелась в большое зеркало у двери, поправила волосы. Она была одета в легкий строгий костюм. — Аня ждет нас в холле на первом этаже.
— Я готов, — с сожалением ответил Вовка.
Ему совсем не хотелось в музей, он бы лучше посидел за компьютером, поиграл бы в стрелялки или поболтал в чатах, но спорить с тетей себе дороже. Обидится и лишит карманных денег.
Валерия Николаевна и Вовчик, делая вид, что им невыразимо интересно, ходили по залам музея в Пьяченце.
Зато Аня получала громадное наслаждение, ходя по прохладным залам. В последний раз она была в музее в пятом классе и сильнее всего запомнила, как пряталась от сочувствующих ее внешности взглядов в туалете Третьяковки. Тогда она была низенькой худющей уродицей с прыщавым лицом. Теперь ее облик вызывал зависть и восхищение. А ей было все равно. Ей слышалась музыка, похожая на вальс, и хотелось кружить по мрамору музея-дворца в окружении картин и скульптур художников, чувствующих жизнь так же остро, как она.
