Торинск обветшал. Эта ветхость проступает везде и во всем, не спасают даже обновленные первые этажи, переоборудованные под магазины. И только длинная аллея на проспекте осталась прежней – тенистой и красивой. Когда-то давно Вячеслав Петрович брал Дану и ребят, и они шли сюда собирать кареглазые каштаны, свежие и прохладные. А потом вел всю компанию в детское кафе «Ромашка», где всем покупал мороженое, ситро и пирожные «картошка». Таких вкусных пирожных Дана нигде больше не ела, никогда. А потом, усталые и довольные, они шли в общежитие, где их встречала хмурая вахтерша с вечным вязаньем, где скандалила толстая Зинка, но это было неважно. Потому что они были счастливы тогда.
– Девушка, а вам не жалко волос?
Полная приятная парикмахерша взвешивает в ладони длинные светлые волосы Даны. Ей не хочется резать такую красоту.
– Нет. Пожалуйста, поскорее.
Но «поскорее» не вышло. Парикмахерша трудилась долго и тщательно. Ей захотелось сделать что-то особенное, чтобы странная девушка с неподвижными серо-голубыми глазами хоть немного улыбнулась.
– Ну вот, смотри. Вроде ничего.
Дана смотрит в зеркало. В эту парикмахерскую ее водили с самого детства. Есть здесь и другие, дорогие салоны, но Дане захотелось прийти сюда. И она села в кресло, помнящее прикосновения ее рук.
– Спасибо.
Из зеркала смотрит бледное лицо, обрамленное каштановой стрижкой. Парикмахерша постаралась на славу – и покрасила, и уложила волосы. Дана дает ей сто долларов сверху и уходит, а женщина стоит и ошеломленно смотрит на купюру.
Дана подкрашивается, сидя на скамейке, потом фотографируется на паспорт. Для прочих документов надо сниматься с другим макияжем и одеждой, а еще придется купить длинный каштановый парик – чтобы не создалось впечатления, что фотографии делались одновременно, поэтому у Даны на все хлопоты ушел целый день.
Вечером приехал Вадим, привез еду и новости.
– Виталька сходит с ума, позвони ему, Данка, и домой позвони. – Вадик смотрит на упрямое лицо подруги. – Ну, просто скажи, что ты в порядке, и все. Фотографии я заберу, документы получишь через несколько дней. А с оружием надо подумать. Нож я заказал, а вот пистолет… Я бы советовал «макаров». К нему проще найти патроны. А «беретта»… Согласен, модель хорошая, двадцать патронов в магазине, может стрелять очередями, это плюс. Но где к ней найти патроны?
– Возьму сразу много обойм.
– Сколько ни возьмешь, они все равно закончатся. Почему именно «беретта»?
– Она надежнее, чем «макаров».
– Но эта модель весит больше килограмма – без патронов.
– У меня крупная ладонь и довольно сильная. А металлическая складная рукоятка обеспечивает устойчивость при стрельбе.
– Откуда ты все это знаешь?
– В университете ходила два года на занятия по стрельбе.
– И что?
– Ничего. Я хочу «беретту».
Вадим крутит головой. Все, Данка уперлась. Он знает, что спорить бесполезно.
– Ладно. Теперь насчет тех химических штучек. Послушай, у нас там никто про такое и не слыхал. Хотя один парнишка говорит, что они точно есть, но достанет через время, и стоить это будет дорого. А «жучки» я привез.
– Устаревшие.
– Какие были. Вмонтированных в скрепку здесь просто не найдешь. Тот парнишка вроде обещал поискать, а пока возьми эти.
Дана кивает. Что ж, это сейчас не главное.
– Виталька, это я.
– Данка, где ты? Что с тобой? Я приеду, скажи только…
– Не надо. Я в порядке.
– Данка…
– Я вернусь, как только смогу.
– Дана, что бы ты ни задумала, я помогу тебе.
– Не надо. Я справлюсь. Виталик, послушай, я не хочу звонить домой. Скажи им, что я поехала отдыхать, к примеру, в Египет, что ли. В общем, ты знаешь, что нужно.
– Да. Скажи, ты написала правду – ну, в записке? Или просто решила подсластить горькую пилюлю?
– Я когда-нибудь морочила тебе голову?
– Нет.
– Почему ты решил, что я стану делать это сейчас?
– Я люблю тебя, Данка. Слушай, только скажи, и я приеду. Я все сделаю для тебя.
– Я должна сама. А потом я вернусь к тебе и Леке. Пока, Виталька. Я еще позвоню.
Дана смотрит в окно. Солнце захлебывается кровью, между домами залегла синева. Тысячу раз она смотрела в это окно. И вот теперь – опять. Жизнь идет по спирали, и ничего не случается просто так.
«Жить мертвой, в общем, проще. – Дана ходит по пустым комнатам. – Только немного страшно. А что не страшно? Я не знаю».
Дана почти не спит. Урывками она проваливается в короткий сон, напоминающий обморок. Мертвые не видят снов.
Утром Вадим привозит оружие и документы.
– И вот это, смотри. – Цыбе хочется поскорее избавиться от своего груза. – Парень написал, как этим пользоваться.
В кожаном кошельке-косметичке покоятся зеленоватые прозрачные шарики, похожие на мятные леденцы. Это грозное оружие, и Вадик не утруждает свой мозг запоминанием химической формулы и сути реакции.
– Ты знаешь, что это? Где ты про них выкопала?
– Конечно, я знаю, что это. В Интернете нашла, есть специальные сайты. Эти шарики на самом деле – джинн, несущий смерть. Гелевый шарик, но на самом деле это газ. Китайцы изобрели, но широкого распространения они не получили, потому что можно предложить его как леденец – и клиент умрет в течение нескольких секунд, но при этом убийца вполне может отправиться следом. Суть в том, что если окунуть эти шарики в любую жидкость, содержащую воду, через десять секунд гель растворяется и высвобождается газ.
– И что?
– Газ действует молниеносно, вызывая паралич дыхательных мышц, и все, кто в это время находится в радиусе пяти метров, умирают, вдохнув его, а газ разлагается практически мгновенно. Он опасен примерно в первые полминуты, и только если его вдохнуть, а потом – все. Это его недостаток, потому шарики и не получили широкого распространения, что слишком опасны в применении, чуть зазевался – и ты покойник. Но зато этот газ нельзя обнаружить, он распадается в легких и крови в секунду.
– И ты собираешься применить их?
– Если возникнет необходимость – понимаешь.
Вадим смотрит в сторону. Он уже отвык от подобных вещей, тот день, когда они вчетвером залили в глотку упирающегося Крата литр водки, а потом уложили его спать на рельсы, давно в прошлом. Но, видно, не для Даны.
– Ты хочешь сказать, что это жестоко? – Она недобро щурится. – Нет, дорогой. Жестоко – убивать маленьких девочек. И они ответят мне за это. Все.
– Кто – все?
– И тот, кто это сделал. И те, кто помог ему скрыться от правосудия. Все они.
Дана дрожит от слабости и волнения. Цыба притворяется святым. Уж кто-кто, а она понимает это его стремление держаться подальше от подобных дел. Выйдя из самых низов, Цыба ценит то, что имеет сейчас. И это правильно.
