— Слушай, милый, не увиливай от ответа. Говори в чем дело?! А я пока разденусь.
— Ах да, — Анатолий спохватился, снял куртку и ботинки. — Давай повешу твою одежду.
— Понимаешь, — Анатолий начал издалека. — Пойдем на кухню, чайку поищем… После японской кухни всегда пить хочется.
— Не отвлекайся от темы. Я сама найду чай, а то ты до утра искать будешь!
— Когда-то, еще студентом, я подрабатывал лаборантом в Центре планирования семьи. Ко мне поступили анализы некоей госпожи Клячко. Я запомнил, потому что фамилия смешная. Она обследовалась по поводу бесплодия…
— Милый, я же тебя о другом спрашиваю… Мы сегодня разговариваем с тобой, как слепой с глухим, — устало пожаловалась Ангелина. — Где же у них чай?!
— Нэ спэши, жэнщина, эта очэн интэрэсная история — с грузинским акцентом произнес Анатолий. — В таких случаях обычно проверяются оба супруга. У госпожи Клячко с детородными функциями было все в порядке. Но господин Клячко от обследования отказался. В этом нет ничего необычного: мужчины, за редким исключением, до последнего момента отрицают даже намек на то, что корень проблемы может заключаться в их здоровье, считая это постыдным фактом. У многих на этой почве развивается комплекс неполноценности, хотя бесплодие или стерильность на потенцию, как правило, не влияют.
Ангелина рухнула на стул, показывая всем видом, что поиски чая истощили резерв ее терпения. Анатолий сам начал обшаривать полку за полкой и заглядывать во все баночки.
— И как твой импотент Клячко связан с моим мартовским котом Боровиковским?
— Самым тесным образом, Я предполагаю, что Боровиковский и Клячко одно и то же лицо… — Анатолий снял крышку с жестяной банки, зачерпнул немного порошка, понюхал, пожевал. — Эврика, я нашел молотый кофе! И, кажется, неплохого сорта…
— Да!!! Исходя из каких логических доказательств, ты сделал такой смелый вывод? — опешила Ангелина.
— Сперва по запаху, а потом по вкусу…
— Я о Боровиковском! — взвыла Ангелина.
— Ты меня перебиваешь, а ведь это случилось очень давно, и я стараюсь вспомнить подробности… — Анатолий вскрыл еще одну банку. — Замечательно, а вот и сахар отыскался! Вари кофе. Так вот, возвращаясь к нашим баранам… Этот, совершенно не импотент, как ты его обозвала, Клячко настоял на повторном обследовании жены. К сожалению, у госпожи Клячко обнаружили рак…
— Ближе к телу, — нахмурилась Ангелина, засыпая кофе в ковшик и заливая водой.
— Намек понял, — Анатолий облапил ее бедра.
— Щас как ковшиком огрею! — Ангелина не понимала, почему он растягивает эту историю, превращая рассказ в балаган.
— Годика через два я снова столкнулся с этой фамилией. К тому времени я уже три курса закончил и считал себя медицинским светилом. Я спросил у профессора, не тот ли это Клячко, чью жену мы обследовали раньше. И знаешь, что мне ответил профессор?
— Ну где мне глупой женщине постичь глубокий смысл столь пространного повествования, — Ангелина воевала с электрической плитой.
Анатолий заглянул за плиту и догадался включить ее в розетку.
— Профессор посоветовал мне навсегда забыть и эту смешную фамилию, и то, что Клячко проходили обследование на бесплодие, потому что в очень скором будущем этот человек займет пост главы района, и от него напрямую будет зависеть финансирование из центра.
Кофе закипал.
— Доставай чашки, следопыт, — бурчала Ангелина.
— По приказу профессора я уничтожил историю болезни господина Клячко, чтобы никто и никогда не мог заподозрить позорный для мужчины факт.
— Кофе готов, насыпай сахар…
— На папке с его анализами фамилия Клячко была зачеркнута, а над ней записана другая фамилия… Улавливаешь какая?
— Боровиковский! — выдохнула Ангелина. — Толька, ты садист, все жилы мне вытянул, пока рассказывал.
— Зато какой феерический финал! А! — Анатолий явно напрашивался на похвалу и награду.
— Пей свой кофе, кстати, аромат у него действительно недурен… А ты тогда видел своего пациента? — поинтересовалась Ангелина. — Может твой Боровиковский и мой Боровиковский — однофамильцы? Тем более у моего взрослый сын, тело которого Катя нашла у кровати на полу…
— Я ничего не утверждаю, но с сегодняшнего дня к случайностям отношусь более уважительно. А факты биографии можно проверить. Завтра, — пардон, уже сегодня, — ты встретишься с женой Боровиковского и лишняя информация может оказаться весьма полезной.
— Но ведь не сам Боровиковский пропал, а его сын? И пропал ли? — Ангелина подошла к Анатолию сзади, обняла за шею и прижалась к его широкой спине. — Ну почему Катя вторглась в мою жизнь?! Я так жалею, так жалею…
Анатолий повернулся к ней вместе со стулом и посадил горюющую возлюбленную к себе на колени.
— Знаешь, чего я ждал весь этот день и вечер, и уже ночь?
— Догадываюсь, — пространно ответила Ангелина.
— Дуреха, — усмехнулся Анатолий, целуя ее в нос. — Я ждал, когда ты признаешься в том, что совершила ошибку. Ты впустила неизвестно кого в дом, скрывала это от меня, пока события не стали выходить из-под контроля.
— Что же мне делать? — Ангелина согревалась его теплом и понимала, что Анатолий тысячу раз прав.
— Теперь придется расхлебывать заваренную тобой кашу. Можешь рассчитывать на меня, но при одном условии, — предупредил Анатолий.
— Все, что угодно, дорогой. Отныне я сама покорность.
— Ты пообещаешь мне быть предельно осторожной и не затевать кровопролитий, — Анатолий перешел на таинственный шепот, целуя ушко Ангелины.
— А доказательства моей покорности не требуются?..
— Я этого не говорил, — Анатолий обнял ее за талию. — И заметьте, сударыня, не я это предложил…
— Ну какой из тебя сексуальный маньяк, так себе маньячишко — любитель, а я — самый, что ни на есть профессионал, — шутливо зарычала Ангелина. — Бегом в спальню, а то — загрызу! Расстилай кровать, я только ополоснусь…
— Меня не надо просить дважды, — Анатолий снял ее с колен и шлепнул по попе. — Быстро, одна нога здесь, другая уже в ванной!
На редкость уютная кровать располагала к интиму. Матрацы, видимо специальные ортопедические были в меру жесткими и упругими, как любила Ангелина. Стены спальной комнаты, отделанные жидкой штукатуркой спокойного изумрудного цвета, при зажженном ночнике поблескивали серебристыми вкраплениями. Тяжелые шелковые портьеры в стиле мадам Помпадур и резная итальянская мебель из красного дерева вызывали ассоциации с интерьерами Лувра, где каждую ночь кавалеры, рискуя жизнью, пробирались к своим возлюбленным ради нескольких часов запретной любви.
