– Нужно наложить швы, – говорит она. – Иначе останутся шрамы.
Я силюсь не расхохотаться. Разве швы тут помогут? Они стягивают кожу, порезы, раны, залечивают тело снаружи. А у меня все внутри разворочено.
– Шрамы – это ерунда, особенно те, что снаружи.
– Я и правда думаю, тебе нужно попросить маму отвезти тебя к врачу, и потом ты расскажешь ей, что случилось, – не отстает Калли.
Начинаю разматывать бинт, пользуясь одной рукой, и в результате роняю его как дурак.
– Этого не будет, а если бы даже такое случилось, никакой разницы. Все бессмысленно.
Калли поднимает бинт. Я думаю, что она отдаст его мне обратно, но она сама отматывает кусок нужной длины и перевязывает мне руку, смотрит на шрамы, словно оценивает, какую боль я перенес, когда они появились. Что-то в ее глазах кажется мне очень знакомым, как будто у нее внутри что-то заперто. Может быть, я выгляжу так же.
Сердце в груди начинает биться. Кажется, впервые за все время, что я себя помню. Сначала биение мягкое, но чем дольше пальцы Калли прикасаются к моей коже, тем более оглушительным оно становится, и наконец я уже просто ничего не слышу. Стараюсь не паниковать. Что творится с моим сердцем?!
Калли делает шаг назад, уткнув подбородок в грудь, будто хочет спрятаться. Глаза у меня опухли, и я с трудом различаю ее лицо, а мне хочется его видеть. Я уже готов протянуть руку и потрогать ее, но она уходит, удостоверившись, что я в порядке. Делаю вид, мол, мне все равно, а сердце в груди не унимается, стучит громче, громче и громче.
– Спасибо тебе… – начинаю благодарить я. За все, за то, что не позволила ему бить меня и вступилась.
– За что?
Но я не могу дойти до такого. Я сам еще не уверен, что испытываю благодарность.
– За то, что принесла аптечку и лед.
– Пожалуйста.
Она выходит за дверь, а на меня обрушивается долбаная тишина.
* * *
Рука у меня будет в бинтах еще неделю, и тренер выел мне весь мозг, потому что из-за этого я не смогу играть. Дела идут не так хорошо, как я рассчитывал. Думал, вот уеду из дома и избавлюсь от владеющего мной мрака, но ошибся.
Прошло уже больше недели с того дня, когда Калли написала на скале те прекрасные слова. Едва ли она понимает, как много они для меня значат. А может быть, и понимает, потому-то мне и нужно немного притормозить. Я не знаю, что делать с такими чувствами.
К концу недели я совершенно опускаюсь, расплачивается за это мое тело. Валяюсь на кровати перед занятиями, как вдруг Дейзи присылает мне какое-то туманное сообщение.
Дейзи: Хай, думаю, нам нужно встречаться с другими людьми.
Я: Что? Ты напилась или как?
Дейзи: Не. Я абсолютно трезвая. Просто меня достало, что я все время одна. Мне нужно больше.
Я: Как я могу дать тебе больше, находясь в колледже?
Дейзи: Значит, ты меня любишь не так сильно, как я думала.
Я: И чего ты от меня хочешь? Мне отчислиться?
Дейзи: Не знаю, чего я хочу, но только не этого.
В тот же самый момент приходит еще одна эсэмэска, я переключаю экраны.
Люк: Только что получил сообщение от одного чела. Он говорит, что Дейзи, похоже, изменяет тебе с Ленни.
Я: Ты чё, серьезно? С Ленни?
Люк: Да, он сказал, это случилось на вечеринке по поводу начала учебы у Гэри.
Я: Но эта вечеринка была до того, как она приезжала.
Люк: Да… Знаю. Прости, приятель.
Я: Ладно, обсудим позже.
Отключаю телефон. Дейзи писать не собираюсь. Я не очень-то расстроен, хотя, кажется, должен бы. Наверное, мне полагается быть вне себя от ярости, но я ощущаю внутри лишь пустоту.
На занятиях по риторике слушаю речь одной девушки о правах женщин. Кое-что записываю, но больше смотрю в окно. Вдалеке виден стадион. Хотелось бы мне сейчас поноситься по нему кругами и выпустить наружу всю подавленную энергию.
И вдруг я замечаю Калли. Она идет по лужайке с сумкой на плече и говорит по телефону. Волосы закрывают ее лицо, ноги переступают быстро и несут в ей одной известном направлении. Она одета в черные лосины для йоги и толстовку с капюшоном. Вот Калли пересекает парковку и что-то кричит, когда на тротуаре появляется Люк. Он направляется к ней, прихрамывает и оглядывается по сторонам, как будто делает что-то нехорошее.
Они встречаются под раскидистым дубом рядом с кучей листьев. Калли что-то говорит и отдает Люку телефон. Она убирает изо рта прядь волос, а Люк нажимает кнопки на ее телефоне. Он что-то говорит, она смеется. Я чешу в затылке. Ну и дела-а…
Люк возвращает Калли телефон, они машут друг другу на прощание и расходятся в противоположных направлениях. Калли скрывается за вереницей машин, а Люк ковыляет к учебному корпусу. Почему он с ней встречается? А какого хрена это меня волнует?
Запускаю руку в карман, достаю телефон и включаю его.
Я: Зачем ты только что говорил с Калли?
Люк: А ты где? Я тебе писал, а твой мобильник отрубился.
Я: В аудитории. Видел тебя в окно.
Люк: О’кей. А почему это так важно, что мы делали?
Я: Это неважно. Просто я удивился.
Люк: Мы лишь поговорили. Надо идти. Лекция начинается.
Я схожу с ума, но отчего – непонятно. Лучше бы побеспокоился о том, что меня бросила девушка, с которой я был три года. Но это чушь в сравнении с тем, что Люк и Калли могут встречаться.
В конце концов я вскакиваю из-за стола и картинно выбегаю из аудитории прямо посреди речи несчастной девицы. Прорвавшись сквозь двери, оказываюсь на ослепительно-ярком солнце и сердито топаю к скамейкам во дворе. Плюхаюсь на какую-то из них, опускаю голову на руки и глубоко вздыхаю. Я не должен так реагировать. Ни на кого. Никогда. Это мое железное правило. Никогда не втягивать никого в свои проблемы. Калли эта ноша на плечах нужна меньше всего.
Чем дольше я сижу на скамейке, тем сильнее взвинчиваю себя и понимаю, что единственный способ разобраться с собой – это выяснить, что происходит. Отправляю сообщение Люку, спрашиваю, нельзя ли взять его машину. Он разрешает, но просит, чтобы я вернулся к двум часам, потому что ему надо куда-то ехать, и сообщает, что ключи на комоде.
Еду к спортивному залу, где Калли, по ее словам, иногда занимается кикбоксингом. Одета она была соответственно, вот я и подумал, что она собралась именно туда. Однако, приехав на место, не могу решить, хочется мне, чтобы мое предположение подтвердилось, или нет.
