Рэдберн опять повернулся к мольберту, и Трейси продолжала наблюдать за ним еще несколько секунд. Когда она поняла, что он не собирается больше ничего говорить, то сама нарушила молчание:
– Вы не заходили в свой кабинет, перед тем как уехать сегодня утром?
– Только один раз, да и то после того, как проснулся. После завтрака у меня не было времени. Мольберт и краски уже лежали в машине, и я хотел выехать пораньше.
– А я входила туда, – спокойно сообщила Трейси. – Знаете: кого-то заинтересовала моя вчерашняя работа, и настолько, что сейчас от нее не осталось и следа.
Майлс Рэдберн слушал ее очень внимательно, хотя взгляд его оставался все таким же бесстрастным.
– Значит, опять началось, – наконец произнес он. Хотя его слова вроде бы ничего не значили, Трейси Хаббард они показались угрожающими.
– Что вы хотите этим сказать? Что именно началось?
– Злые шутки нашего злого гения, нашего полтергейста. Впрочем, называйте его как хотите. С моими бумагами и рисунками все в порядке?
– В порядке, насколько я могла заметить, – кивнула Трейси. – Такое впечатление, что в вашем кабинете похозяйничал озорной ребенок.
– Это был не ребенок. – Майлс продолжал изучать ее с каким-то странным вниманием. Следующие его слова сильно удивили Трейси. – Скажите… Эти клипсы у вас в ушах… Наверное, вы купили их на базаре?
Девушка испуганно подняла руки к ушам и дотронулась до клипсов, про которые уже успела забыть.
– Нет, мне их подарила Нарсэл. Клипсы понравились мне, и она тут же сняла и протянула их мне. Мисс Эрим не хотела слушать никаких моих возражений.
Майлс кивнул.
– В этой стране следует быть осторожнее, когда хотите что-нибудь похвалить. Турки очень щедры и гостеприимны. Но вы не должны носить эти клипсы: они вам не идут.
– А мне они нравятся. – Трейси начала злиться и потому дышала учащенно.
Он положил свою палитру и кисть на складную подставку, стоящую рядом с мольбертом, и подошел к ней. Прежде чем Трейси поняла, что он собирается делать, Рэдберн снял с ее ушей клипсы и протянул ей.
– Вот так-то лучше. Вот сейчас вы снова стали одним целым.
Клипсы упали Трейси на руку. Что-то неприятно кольнуло ее самолюбие. Она вдруг вспомнила свое детство, превратилась в маленькую девочку, и заново перенесла старую обиду, когда отец швырнул ее первую губную помаду в корзину для мусора. Слова, что он произнес много лет назад, зазвенели в ее ушах так, будто она выслушала их только что: «Не пытайся подражать сестре. Будь самой собой».
Но она уже не ребенок, с негодованием подумала Трейси, и Майлс Рэдберн не имеет права указывать ей, что носить, а чего не носить. Тем не менее, давнишнее ощущение, что она выглядит смешно, потому что никогда не сможет быть такой, как Анабель, нахлынуло на нее, как и раньше, лишая уверенности в собственных силах.
– Что вы хотите сказать словами «одно целое»? – запинаясь, пробормотала она.
Майлс спокойно вернулся к мольберту и начал складывать свои вещи.
– Не вините меня за то, что я вижу больше обычного человека. Не забывайте, что, в конце концов, я художник. Как чувствует себя ваша голень?
– Все в порядке, спасибо, – задыхаясь, выдавила из себя Трейси.
Он продолжил собирать свои вещи, не оглядываясь по сторонам.
– Во-первых, не следует ходить по старым развалинам в темноте. Во-вторых, если вы так легко попадаете в разные неприятные истории, может, не стоит вам оставаться в Турции до истечения вашей недели.
«Да сговорились они, что ли?» – подумала Трейси, вспомнив, как утром доктор Эрим сказал ей то же самое теми же словами. Но возражать Майлсу Рэдберну вслух она не стала, повернулась, высоко задрав подбородок, и отошла от него. Она не позволит насмехаться над собой, запугивать себя и ни за что не уедет домой.
Выйдя из мечети и пройдя половину двора, Трейси вновь надела клипсы. Они тут же исполнили маленький вызывающий танец на ее щеках, и она сказала себе, что ей наплевать, идут они ей или нет, даже если Майлс Рэдберн и прав. Пусть она не относится к женщинам, которым идут раскачивающиеся клипсы, пусть ей не сравниться с Анабель, она будет носить то, что хочет, и делать то, что хочет.
Рэдберн догнал Трейси еще во дворе мечети.
– Вы обязаны кое-что увидеть, – сказал он. – Подождите секундочку.
Трейси Хаббард холодно напомнила ему, что ее уже давно ждет Нарсэл, но он словно не слышал ее.
– Вы хотели по-настоящему познакомиться со Стамбулом. Взгляните наверх.
Они находились возле одного из минаретов, и Трейси посмотрела на миниатюрный балкон, который опоясывал похожую на иголку башню у самого верха. Башня казалась невероятно высокой и тонкой, а человек, который взобрался по внутренней лестнице на самый верх, наоборот, – крошечной куколкой. Муэдзин не надел церемониального халата и не взял трубу. Одетый в черный деловой костюм, он стоял внутри круга, приложив сложенные ковшиком руки ко рту. Его завывающие крики относил в сторону ветер. Рэдберн и Трейси услышали лишь нечто, напоминающее трели. Потом он повернулся и крикнул еще раз. На этот раз клич на молитву был обращен в их сторону, и они разобрали слова:
– Аллаху акбар! Ла илаха илла'ллах!
– Аллах велик… нет Бога, кроме Аллаха… – тихо повторил Майлс Рэдберн по-английски.
Негодование девушки, против ее воли, начало постепенно проходить.
– Даже эти традиции постепенно исчезают, – сказал Майлс после того, как муэдзин закончил созывать верующих на молитву и скрылся в темноте минарета. – Сейчас в Стамбуле очень много мечетей, в которых можно найти с комфортом устроившегося на земле муэдзина, созывающего правоверных на молитву с помощью громкоговорителя. Я не могу осуждать их за это. Как-то я тоже взобрался на самый верх одного из минаретов.
Это не так-то просто. Этим ребятам необходимо все время находиться в хорошей спортивной форме, даже если их паства редеет.
– Я обратила внимание на то, что в мечети собирается очень много мужчин, – заметила Трейси.
– Мне кажется, что в основном на молитвы приходят старики. Очень плохо, что часть турецкой молодежи отворачивается от религии, но ничем не может ее заменить.
– И еще там нет женщин, – задумчиво произнесла Трейси. – В мечети я заметила только мужчин.
– Женщины пребывают в это время в отдельных нишах в задней части мечети, – объяснил Майлс, – стараясь не попадаться на глаза мужчинам. Но они не менее религиозны, чем мужчины. Пойдемте к Нарсэл. Я хочу пригласить вас обеих пообедать со мной.
Клипсы снова застучали по щекам Трейси Хаббард, но она больше не чувствовала себя бросающей вызов. Ей не слишком хотелось обедать с Майлсом Рэдберном, но после этого приглашения что-то внутри нее успокоилось, во всяком случае, на время. Если она примет приглашение, это будет означать, что они как бы заключили негласное соглашение о перемирии. Перемирие было, конечно, весьма относительным, если вспомнить его странные слова о полтергейсте, которые запали ей в память, и то, как поспешно после этих слов он постарался сменить тему разговора.
