Данилушка помолчал, потом исподлобья взглянул на Тину:
– Неужели впрямь от детей сбежала?
– О! – Тина мученически завела глаза.
Если уж Данилушка поверил, что она за два года могла зачать, родить и вырастить семилетнюю девочку, можно представить, с какой охотой проглотит этот миф всеядная Тамбовка!
– Вот чего я бы хотел знать, – задумчиво пробормотал Данилушка, – кто и зачем Лиде голову задурил?
Так он, значит, не поверил!
– Да уж, – с благодарностью улыбнулась Тина, – я бы тоже дорого заплатила, чтобы это узнать.
– Вечно вы, городские, все на деньги меряете, – хмыкнул Данилушка. – Ничего, мы по-родственному, по-свойски узнаем. Авось и не придется разоряться тебе. А ну пошли!
– Куда?
– На Кудыкину гору! – бодро отозвался Данилушка и, махнув бабе Вере, которая непонимающе таращилась с крылечка, вышел за калитку.
Тина последовала за ним.
Странное ощущение овладело ею в ту минуту, когда она взялась за щеколду! Будто там, за приступочком, не затоптанная земля деревенского «тротуара», а глубокая ямина, затянутая клочьями тумана. Ступишь – провалишься!
Тина замешкалась было, но Данилушка, придержавший для нее калитку, оглянулся удивленно – и она шагнула-таки вперед.
И ничего не случилось, конечно. Под ногами твердая земля, никуда она не провалилась!
Во всяком случае, пока.
* * *
– …Я пришла, а он уже там сидит. Алла Павловна с ним разговаривала. Увидела меня – и таким рыдающим голосом: «Ты только посмотри! Это как же можно назвать женщину, способную на такую патологическую жестокость, на такое изуверство, на такую изощренную низость!» И пошла, и пошла…
Тина кивнула. Хотя слова эти были обращены не к ней, она очень даже хорошо помнила, как лихо конструирует словесные модули ее бывшая свекровь, какие трагические нотки звенят (или грохочут, смотря по тематике) при этом в ее богатом оттенками, красивом голосе! Алла Павловна на заре туманной юности играла в радиотеатре и сохранила навыки на всю жизнь.
Да, незнакомец обрел в ее лице, а затем и в Лидочкином более чем благодарных слушательниц. Этих женщин, таких разных, объединяло одно: святая, праведная ненависть к Тине Донцовой-Шевелевой – именно поэтому они залпом проглотили тот сладкий яд неуклюжего, наглого вранья, который был им предложен…
Тина опустила голову, вдруг почувствовав, как устала стоять здесь, под дверью, стараясь не дышать. Слава богу еще, что ветер нынче разошелся, разогнал вечернее комарье.
Данилушка вел допрос с изуверским пристрастием, коего невозможно было в нем заподозрить, однако и этим ничего особенного из Лиды не «выбил».
Да, неожиданно к свекрови заявился какой-то человек, назвавшийся брошенным супругом «этой бессовестной», отцом брошенных малюток. Он так разжалобил обеих женщин, что те с радостью выложили ему все – что его непутевая женушка действительно нашла себе приют в Тамбовке, где, конечно, вознамерилась разбить счастье Михаила и Лиды. Незнакомец, назвавшийся Павлом, такой версии не отрицал…
Здесь Данилушка перешел к приметам фигуранта, и Тина принуждена была покрепче схватиться за перила. Павел… как же, держи карман шире! Раньше эти темно-рыжие волосы и янтарные глаза в сочетании с бледным, слегка тронутым веснушками лицом и широкоплечей фигурой среднего роста принадлежали Виталию…
А впрочем, кто их разберет, этих убийц. Может быть, по жизни он и в самом деле Павел, а Виталий – его «творческий» псевдоним. Это сейчас совершенно неважно.
Тину так и подмывало распахнуть дверь, под которой она подслушивала, и с живым интересом спросить Лиду, не маячил ли где-то на горизонте худощавый брюнет, враз напоминающий опера и убийцу, а также длинноногая киллерша с фигурой фотомодели и раскосыми глазами.
Но, конечно, она не стала встревать в разговор. Зачем мешать Данилушке играть в следователя? А главное, зачем разбивать иллюзию, будто Павел (Виталий) приехал один, и что если он сказал Лиде, жену, мол, приедет забирать первым завтрашним «Метеором», то так и поступит?..
Разумеется, Тина не станет ждать его на пристани, нетерпеливо вглядываясь из-под ладони в туманную даль. Она вообще не станет ждать утра. В одиннадцать приходит последний «Метеор» на Николаевск – на нем-то сегодня же и уедет Тина. А оттуда… ну, самолет, ну, теплоход, да хоть лодка с веслами – авось сыщется что-нибудь! В любом направлении. Куда угодно, только бы снова отвязаться от погони и хоть на некоторое время кануть в неизвестность, в зыбкое подобие спокойствия, передышки…
Ее затрясло от подступающих слез, от навалившегося вдруг отчаяния, от этого холодного одиночества, которое снова становилось ее спутником, но Тина заставила себя усмехнуться. Усмешка получилась кривоватая… да все ж лучше, чем слезы. И лучше иметь спутником одиночество, чем того черного ангела, который провожает души умерших в загодя отведенные им местечки. «Каждому воздастся по заслугам его!» Как его там звали, Азраил какой-нибудь? Или этот Азраил затрубит в день Страшного суда? Тина никогда не была сильна в библейской мифологии…
Да какая разница, кто ее встретит? Может быть, там и ангела-то нет никакого, а просто глухая, неизбывная тьма, тьма, тьма…
Посмотрела на часы. Время еще есть… А может быть, не ждать одиннадцати? Вроде бы должна пройти еще какая-то «Ракета» из Комсомольска. Вот только когда? Не исключено, что уже и прошла; но лучше двинуть на пристань прямо сейчас. Вдруг успеет? Какое счастье, что, ожидая комариного нападения, Тина надела джинсы, кроссовки, пуловер с длинным рукавом (собственно, единственный, тот самый, в котором некогда дала деру из Нижнего, потом из Москвы) и прихватила Светкину курточку. Какое счастье, что в ее карманах по-прежнему припрятаны документы и остатки денег! Счастье… да, вот именно! Кто это сказал: счастье – мать, счастье – мачеха, счастье – бешеный волк? Вот этот последний и привязался к Тине!
Ну, теперь осторожно сойти с крылечка, чтобы ни одна ступенька не скрипнула, – и… и вечный бег! Покой нам только снится, увы.
Она успела сделать шаг, а может, два, и очень вовремя – иначе непременно получила бы дверью по лбу. Данилушка вылетел с веранды так стремительно, словно ему было противно и секунду лишнюю пробыть в обществе плачущей Лиды и Михаила, который все время молчал, словно язык проглотил.
Лицо Данилушки при виде Тины озарилось таким облегчением, что она чуть было не присоединилась к Лиде. Значит, и этого друга она должна потерять!
Данилушка спустился с крыльца, нарочно топая, чтобы заглушить шаги Тины. Ох, молодец дедок!
Молча вышли из калитки, молча двинулись по улочке.
– Все слышала? – наконец-то покосился Данилушка на Тину.
