И я просто отошла в сторону от взрыва, который мог меня сотрясти до самых основ. Я чувствовала это своей кожей, всеми позвонками, нервами. Я почти презирала себя в эту минуту. Но сделать с собой ничего не могла.
Ангел издал вздох, похожий на легкий стон, едва различимый.
– Ответ тот же?
– Да. Простите. Я благодарна вам… за… – Я запуталась в словах. Если честно, то я не узнавала саму себя. И это тоже пугало.
Мой жалкий лепет он решительным жестом отмел в сторону – так миллионер подписывает чек на покупку бриллиантового колье для своей любовницы.
– Вам. Эта. Информация. Для. Чего. Нужна. – Слова чеканились как золото высшей пробы. И я поняла, что от моего ответа зависит, будет ли он помогать мне и Эве.
– Это для сестры. – Я сложила руки как в мольбе. – Она беременна. И у меня подозрение, что эта организация преследует ее. Я вас умоляю… – мои слова уже падали в гулкую пустоту.
Ангел кивнул мне царственно-снисходительно.
– Я понял. – И встал. Он достал портмоне и отсчитал деньги. – Этого хватит.
– Я сама заплачу.
– Вы что, ярая поборница феминизма? Вы не сможете расплатиться за этот ужин без ущерба для вашего бюджета. Но не комплексуйте по этому поводу. Вам это не идет.
Меня напоследок отхлестали мокрым полотенцем. Я уставилась в тарелку с отрешенным видом. Я даже не могла поднять на него глаз.
Я сидела в некой прострации, пока около меня, как старик Хоттабыч, не вырос официант.
– Что-нибудь еще?
Мне хотелось сказать: да, мне еще прохладный лед на лоб, личный самолет, чтобы улететь на Мальдивы или на Гоа, и вообще отключите мне на время мозги…
– Нет. Спасибо.
– Ваш чай.
– Я не заказывала.
– Заказали для вас.
Конечно, он знал, что в такую жару нужен японский зеленый чай. Как последний привет из преисподней.
– Спасибо, – вежливо поблагодарила я.
Чай пах липой.
Когда принесли счет, я небрежно сунула в коричневую книжечку все деньги, оставленные Ангелом.
– Сдачи не надо, – торопливо сказала я. – Это чаевые.
Я выскочила из ресторана, словно за мной гнались по пятам. Эта чертова африканская жара и не думала сдаваться. Жаркий день плавно перетек в душный вечер без малейших признаков прохлады.
Я доехала до дома Пашиной тетушки, как в тумане. От жары все растекалось у меня перед глазами, как дрожащее желе. Люди, здания, асфальт. Я сразу побежала в душ и стояла полчаса под холодной водой, постепенно приходя в себя.
* * *
На другой день позвонил Ангел и скучным тоном сказал, что организация, которая меня интересует, занимается омоложением посредством стволовых клеток, но больше он мне ничего сказать не может. В Москве есть научная лаборатория, которая занимается примерно теми же проблемами. Там мне могут дать более подробную и развернутую информацию по этому вопросу.
Он дал телефон лаборатории, сказал как до нее проехать и назвал фамилию руководителя – Дмитриев Кирилл Андреевич. Можно сослаться на Ермолину, она когда-то брала у него интервью.
– Спасибо, – сказала я. – Большое спасибо.
Но Костя-Ангел уже повесил трубку.
Я позвонила Маринке.
– Привет! – откликнулась она. – Как дела? Ангел помог?
– Помог.
– Это хорошо. Если он тебя подкалывает, не обращай внимания. Это у него привычка такая.
– Я уже не обращаю. Кстати, мы вчера с ним в ресторане поужинали.
На том конце наступила пауза.
– С Ангелом? – переспросила Ермолина.
– Ну да, с ним, – нервно хихикнула я. – А что?
– Ничего, – твердым голосом сказала Маринка. – Он топ-моделей как перчатки меняет. Да и в родной редакции ни одной смазливой девчонки не пропустит. Так что будь поосторожней.
– Спасибо за совет, – буркнула я. – Всего хорошего.
На душе было муторно. Раскисать я никак не могла – мне нужно было помочь Эве. Но все равно я не могла избавиться от неприятного осадка, как будто бы мне полагался шикарный выигрыш в миллион долларов, а я взяла и прошла мимо него. Как же, миллион, фыркнула я, пытаясь заглушить свой внутренний голос, скорее всего, нажила бы ты с этим Ангелом крутые проблемы на свою голову. Так что радуйся тому, что ноги унесла.
Вопреки собственным уговорам, радоваться не хотелось. Я разозлилась на саму себя, быстренько позавтракала и поехала по адресу, продиктованному Ангелом.
Научная лаборатория размещалась в здании, которое давно нуждалось в капитальном ремонте. Кое-где осыпалась лепнина, ступеньки были покосившимися, а парадные колонны при входе из белых превратились в грязно-серые. Понятное дело, что здравоохранение финансировалось у нас по остаточному принципу, и сегодня я наглядно могла в этом убедиться.
Я сказала пожилой вахтерше, что мне нужно к Дмитриеву, и она неопределенно махнула рукой куда-то позади себя.
– Прямо и налево, – буркнула она, утыкаясь в газету «Здоровый образ жизни».
Я шла по коридору, пока не уперлась в окно. Тогда я потопала обратно, внимательно смотря на таблички, висевшие на дверях кабинетов. Увидев надпись – Дмитриев Кирилл Андреевич, врач высшей квалификации, доктор медицинских наук, я решительно толкнула дверь.
В приемной никого не было, кроме молодого мужчины лет тридцати, который с кем-то разговаривал по телефону. При моем появлении он повернулся ко мне и сказал с недовольным видом.
– Сегодня приема нет.
– Я не по этому поводу.
Он прикрыл трубку рукой.
– А по какому? Вы кто?
Я назвалась и добавила:
– Я к Дмитриеву.
– По какому вопросу? – настойчиво гнул он свою линию.
– Это конфеденциальный разговор.
Мне показалось, что сейчас он фыркнет, но он только сказал:
– Подождите, – и указал пальцем на стул в углу.
Закончив разговаривать, он сел за стол. У него были светлые глаза и ямочка на подбородке. А руки – рыхлые и пухлые, чем-то напоминающие женские. Незнакомец был в белом халате и черных брюках.
– Может, вы все-таки изложите ваш вопрос. Я – заместитель Дмитриева, Боренко Николай Эдуардович.
Но неожиданно для себя я заартачилась.
– Нет. У меня дело лично к Кириллу Андреевичу.
Мужчина как-то неопределенно пожал плечами – мол, мое упрямство непонятно и не делает мне чести, но я демонстративно сложила руки на коленях и отвернулась, давая всем своим видом понять, что разговаривать я с ним ни за что не стану. Иногда я бываю такой – жутко несговорчивой. Как, например, вчера… При воспоминании о вчерашнем я сглотнула. И зачем я только растравливаю себя попусту! Сделанного-то не вернешь.
На лице врача, в свою очередь, появилось брезгливое выражение, как будто бы он увидел в своей чашке таракана, и я уже ожидала, что сейчас он попросит меня выйти вон, как дверь стремительно распахнулась, и мимо меня прошел, нет пролетел мужчина в белом халате, которого я толком даже и не успела рассмотреть.
