Бэннер с притворно-скромным видом отхлебнула кофе.
— Ну, Джейк-то знает, что говорит, — сказала она. — Однажды лунной ночью его совратила моя бабушка.
— А еще считается, что южные леди — истинные дамы, — заметил Рори.
— А мы и есть истинные дамы. — Она приподнялась, чтобы поцеловать его. — Пока — м-м-м — обстоятельства не заставляют нас изменить благопристойный облик.
Она провела кончиками пальцев по его щеке, и он поймал их губами.
— Не случалось ли мне упоминать, что мне страшно нравится, когда вы «меняете облик», миледи? — спросил он.
— Нет, не случалось, — совершенно серьезно промолвила она, поднося к губам чашку с кофе.
— Ну, так вот. Мне ужасно это нравится, — заявил он не менее серьезным тоном. — Особенно погоня за девушкой среди ночи — мили три как минимум, — смертельные прыжки через немыслимые препятствия, а потом хитроумное совращение, — это, конечно, очень… увлекательно.
Он нахмурился в ответ на ее хихиканье:
— Я серьезно!
Бэннер протянула руку и, поддев вилкой кусочек бекона, засунула его в рот. Тихонькое хихиканье прекратилось.
— Конечно, конечно. Просто это так смешно звучит! — промямлила она с полным ртом.
Внезапно выражение лица Рори совершенно изменилось — оно на самом деле стало серьезным, в голосе послышались тревожные нотки, когда он заговорил:
— Тот прыжок был абсолютно не смешным. Я восхищен тем, как ты искусно управляешься с конем, но буду счастлив, если впредь ты воздержишься от подобных сумасбродств.
— Я поговорю с Сидом, — пообещала она. — А знаешь, в тот момент я молила бога, чтобы он дал мне крылья. Никогда прежде не брала таких препятствий, не собираюсь этого делать и впредь.
Рори оперся на локоть, прихлебывая кофе и улыбаясь.
— Очень хорошо. Мне бы не хотелось сейчас тебя потерять.
— Между прочим, ты тоже прыгнул, — напомнила Бэннер.
— Но я-то не знал, что делаю, — ответил Рори, вздрогнув. — Все, что я видел, — это забор, через который ты перелетела, как птица. Я же не знал, что там почти отвесный обрыв, а на дне — ручей.
— А если бы ты знал? — она решила проверить его.
— Тогда бы я тоже молил бога дать мне крылья, — не раздумывая, ответил Рори.
Весь день они провели вместе. Джейк старался не попадаться им на глаза, а все слуги, начиная со Скотти и кончая садовниками, договорились никоим образом не беспокоить любовников.
С утра они немного поплавали в бассейне, соревнуясь в нырянии.
— И что же это такое было? — поддразнивала Бэннер Рори, посмеиваясь над ним.
— Это называется «нырнуть ласточкой», миледи, — гордо отвечал он.
— Что ты такое говоришь! — с притворным изумлением восклицала она.
— Причем я делаю это лучше всех, — хвастался Рори.
— А я могу еще лучше, — не сдавалась Бэннер.
— Тогда попробуй, — предложил он, с восторгом наблюдая за ней.
Она нырнула столь грациозно, что Рори вынужден был признать, что у нее действительно получилось лучше, но справедливости ради заметил, что он больше внимания обращал на саму ныряльщицу, чем на то, как она ныряет. На что Бэннер скорчила гримаску и сочувственно улыбнулась, что должно было означать: «Как это по-мужски!», и предложила ему сделать прыжок из задней стойки.
Ближе к обеду они сложили корзинку для пикника и долго бродили по полям, пока нашли тенистую лужайку под раскидистым старым дубом и расстелили под ним шерстяное одеяло.
Теплый тихий полдень располагал к еде и сладкому сну, как, впрочем, и еще к некоторым другим занятиям.
— А ты просто мастер на все руки, — заметила она в один прекрасный момент.
— Да, я талантлив, — хвастливо откликнулся Рори.
— Я имею в виду — буквально «на все руки».
— М-м-м-м. А знаешь, у тебя есть кое-что просто фантастическое. Это… — начал было он, но девушка торопливо договорила:
— Знаю-знаю, шоколадное пирожное на десерт!
— Ага, ты покраснела. В наше время это уже утерянное свойство, — рассмеялся Рори.
— Как видишь, у меня еще немного осталось, — сказала она.
— Ну, что ж, тебе идет, — заявил Рори, не сводя с нее восхищенного взгляда.
— Возьми пирожное, — предложила Бэннер, протягивая ему завернутое в салфетку пирожное с шоколадным кремом.
— Я лучше возьму тебя, — произнес он, придвигаясь к ней поближе.
— Прямо здесь, на поляне? — вежливо поинтересовалась она.
— На одеяле. Мы исполним языческий обряд — ну, как звучит, а? — рассмеялся он.
— Возвышенно. — Она кивнула с серьезным видом.
— Ну, и?.. — Он явно ждал сигнала к действиям.
— И… мне кажется, что лучше будет положить пирожное обратно в корзину… — прошептала она в ответ.
Бэннер казалось, что за прошедшие две недели она должна была бы привыкнуть к его прикосновениям, но она обнаружила разницу между прикосновениями любовника и человека, который хочет быть любимым.
В нем проснулась какая-то новая нежность, Бэннер завладела всеми его помыслами, она очаровала его — и он поддался ее очарованию. Каждое прикосновение, каждый взгляд были наполнены обещаниями райского блаженства. А легкие, игривые беседы только подчеркивали глубину и силу взаимных чувств, вместо того чтобы скрывать их.
— Ты знаешь, что у меня все внутри сжимается, когда ты мне улыбаешься? — спрашивал он.
— Я возьму это на заметку, — отвечала Бэннер.
— И что мое сердце бьется, как выброшенная на берег рыба? — говорил он.
— Очень интересно, — улыбалась она.
— И что у меня перехватывает дыхание? — продолжал он.
— Рори, может, тебе стоит обратиться к врачу? — притворно беспокоилась она.
— Эту болезнь не вылечишь, миледи, — грустно отвечал он.
— Ты знаешь, медицина шагнула далеко вперед, — подбадривала его Бэннер.
— Только не в моем случае, — качал он головой. — Если уж врачи до сих пор не научились лечить обыкновенную простуду, то любовную лихорадку они и подавно не вылечат.
— Ну тогда, может быть, тебе пропишут уколы и хотя бы облегчат страдания? — подсказывала она.
— Думаю, я сам как-нибудь перетерплю, — мужественно отвечал он.
— Мой герой, — восторгалась она.
— Твой герой проголодался. — Проза жизни явно брала верх над сантиментами.
— Надо было съесть пирожное, — укоризненно заметила она.
— С тех пор прошла уже целая вечность. Неудивительно, что я умираю с голоду, — капризным тоном жаловался он.
— Но еще рано обедать, — не отступала она.
— Давай совершим набег на кухню, — предложил он.
— Если ты меня любишь, то не будешь раздражать кухарку, — заявила она. — Ей вот-вот исполнится шестьдесят один год. Она заслужила, чтобы ее пожалели.
