во сне был?
– А ты уверена, что хочешь знать, с кем я был и что делал? – игриво ответил Реми. «Ну же, парень, соберись! Мне не до шуток!» – злилась я
– Нет, то, что ты с ней делал, оставь при себе. Моя нежная психика этого не переживет. Ты мне имя скажи. Лучше с фамилией. А если номер телефона знаешь – вообще супер!
– Ксю, а ты на ночь, случайно, мухоморов не ела?
– Я торт ела. – Я не сразу сообразила, что он пошутил. – Реми! Так сложно сказать имя? Неужели не понимаешь как важно это для меня!
– Ксю, милая моя, ты сейчас, конечно, расстроишься и, может, даже остаток ночи проведешь в слезах, но снилась мне не ты. – Нет, он в открытую надо мной издевался. – Мы все еще можем остаться друзьями?
– Реми, имя!
– Иди ты!– почти шепотом сказал Реми. Что? Я не ослышалась? Он меня послал?!
– А вот это сейчас было обидно. Дурак! Друг, называется! Бесчувственный чурбан!
– И чего началось-то сразу? А? Сама же просила! Просила? Получи! Погоди! Ты что, ревнуешь?
– Ревную?! Да за такое я убить тебя готова!– Я вся кипела от негодования. – Как у тебя язык повернулся послать меня?!
И тут в трубке раздался заливистый смех. «Ему еще и смешно!» – закипая, подумала я.
– Ксю, Э-ди-та! Эдита Вилкевичуте. Литовская модель. Ее портрет мило украшает мое скромное жилище. А ты что услышала?
– Судя по всему – ничего полезного. Ладно, Реми, спи! До понедельника!
Разговор с Реми так и не помог найти злоумышленника. Радовало одно: Тимур его не покалечил, как в прошлый раз.
Тимур… Что я вообще о нем знала? По сути, ничего, только университетские сплетни. Он же знал обо мне практически всё. Мы не на равных. А значит, он всегда будет на шаг впереди. Это не для меня! Возможно, узнай я его лучше, смогла бы понять его агрессивное поведение по отношению ко мне и оценить степень опасности, исходившей от него.
Ждать до утра мне не позволило мое терпение, точнее, его отсутствие. Поэтому оставшуюся часть ночи я посвятила изучению инета в поисках интересного о Тимуре и его семье.
Узнать удалось не так и много. Сын депутата Федора Черниговского и Надежды, дочери местного миллионера Юрия Ермолаева. Еще у него была сестра Кира. В инете полным-полно фотографий их семьи. Тимур совершенно не похож на отца: тот – светлый, невысокий, да и лицо слишком округлое. Вообще дядька весьма непривлекательный, даже отталкивающий. Такие обычно улыбаются в глаза, а за спиной строят козни. Наверно, Тимур взял от отца именно это. А вот от матери он унаследовал глаза, такие же черные и выразительные. Кира… Нет, точно, я с ней никогда не была знакома. У девчонки была такая яркая внешность, что я бы ее точно запомнила.
На всех старых фотографиях они всегда все вместе – этакая показательная счастливая семья. Но, может, так оно и было. Хотя взгляд у Тимура почти на всех фото злой и одичалый. Одинокий. Вроде, в семье, но как будто один.
Три года назад Тимур потерял сестру и мать. Сестра погибла при взрыве отцовского автомобиля, а мать – спустя полтора месяца в автокатастрофе. Тяжело такое пережить. Кто-кто, а я могла его понять.
Не знаю, зачем, но чем больше я читала о тех трагических событиях, тем ярче вырисовывала параллель между нашими семьями. Четыре года назад у Соболева якобы погибла дочь, а спустя месяц происходит трагедия с женой. По сути, он остался один с сыном. Спустя всего год Черниговского-старшего ждала та же самая участь.
Вот только мы с мамой живы… А Тимур с отцом остались навсегда одни.
От этих размышлений по спине пробежал холодок. А что, если эти трагедии в наших семьях были связаны между собой, и Тимур об этом знал?
«Я должна с ним поговорить! Я тоже имею право знать правду!» – решила я.
Машина плавно неслась по трассе. За окном проносились леса, поля, садовые домики, железнодорожный мост – тот самый, на котором я могла погибнуть и на котором вместо меня умер другой человек. Тяжелые мысли. При свете дня все ощущалось намного острее. Я наблюдала за водителем в зеркало заднего вида, как делала это в детстве, когда по этой же дороге ездила в школу. Гена был спокоен и собран, как и всегда. Мне бы его выдержку! Шесть долгих лет моя безопасность в его руках. Мне повезло! А вот Кире – нет. Ее не уберегли.
Ночью я почти не спала, все время думала о наших с Тимуром семьях. Искалеченные судьбы. Интерес Черниговского к моей персоне только подогревал мысль о том, что есть незримая связь между всеми этими событиями, между Соболевыми и Черниговскими. Но какая? На первый взгляд, трагедия в семье Тимура зеркально отражает нашу с разницей в один год. Почему? Совпадение? Тогда что пытался узнать Тимур? Я не могла понять причину его интереса ко мне. В любом другом случае я предположила бы желание одного отплатить той же монетой другому – иными словами, отомстить. Но это не о Соболеве. При всей его холодности, строгости и резкости, он никогда не поднял бы руку на ребенка. Он мог бы разорить обидчика, подставить, посадить, но не убить! Кроме того, Соболев прекрасно знал, что я жива, знал, что за покушением на меня стоял мой отец, Николай Горский. Что же тогда связывало Максима Соболева и Федора Черниговского? Федора… А если?..
– Гена, а как звали человека, который из-за любви к маме отца посадил? – Леша называл, но сейчас уже не помню.
– Из-за любви? Скажешь тоже! Лешка тебе сказку нарисовал, а ты и поверила! – не отвлекаясь от дороги, заворчал Гена.
– У тебя другая версия?
– Ксюш, то, что было в жизни Катерины до встречи с Максимом, меня не касается. Обсуждать эту тему за ее спиной неправильно. Есть вопросы – задавай матери. Как раз подъезжаем. Хотя… – Гена задумался, а потом добавил:
– Хотя я бы на твоем месте повременил: волнений ей и без того на сегодня хватит.
– Ген, мне не нужна история ее жизни, твое видение ситуации или осуждение, только имя! Как его звали? – я не могу отступить. И Гена сдается.
– Федор.
– А фамилия?
– Ксюш, да какая разница! Не лезь ты в эти дебри и матери не напоминай! У нее только сдвиги в состоянии наметились, ни к чему прошлое ворошить и ее беспокоить. – Генин взгляд в зеркало заднего
