А вещи можешь забрать из дома. Просто съезди и привези сюда. А живи тут.
– Ага. Уже собираюсь. Включи утюг, шнурки поглажу, – закивала я саркастично. – Сама себе все куплю. Они меня больше не увидят. Раз жалеют о том, что я появилась на свет.
У меня голос изменился, и Оля поспешила перевести тему:
– Ян, прости. Давай о другом.
– Да ничего, все уже нормально. Я свыклась малость. Пойдем, покормишь меня. Не знаю, сколько сегодня буду трудиться. А силы нужны.
– Как, уже и сегодня? А ко скольки тебе и куда?
Разговаривая, мы ушли на кухню. Я запихнула в себя еду лишь затем, чтобы было хоть какое-нибудь топливо для работы. Все-таки ящики выгружать – это тебе не клумбы красить. Но Ольге необязательно об этом знать.
16. Абсолютно черное тело
Абсолютно черное тело – понятие теории теплового излучения, означающее тело, которое полностью поглощает любое падающее на его поверхность электромагнитное излучение.
«Водопад» находился почти в другой части города, и я, не рассчитав время, потратила минут двадцать на его поиски, вследствие чего и опоздала.
Как сразу стало понятно, меня не ждали ни минуты и даже звонить не стали, мол, дело каждого: прийти или не прийти. Этим, наоборот, больше денег достанется без меня за работу. «Этими» оказались трое парней в синих комбинезонах, совершенно не похожие друг на друга ни ростом, ни фигурой, ни скоростью работы. С полминуты понаблюдав, как троица тягает коробки из кузова грузовика, я подошла к мужчине, стоявшему поодаль от входа, под крупными синими буквами «ВОДОПАД», и тоже наблюдавшему за работой.
– Я могу помочь? – спросил он, неохотно отвлекаясь от меня, но краем глаза продолжая следить, чтобы работники не халтурили.
– Конечно, можете. Я по объявлению. Извините, что опоздала.
– Чего?! – засмеялся он, обращая на нас внимание троицы в комбезах. – Я думал, ты парень!
– Можете и сейчас так думать – голос у меня прежний.
– Ну уж нет. Это не женская работа. Тебе детей рожать и так далее. И если тебе плевать на свое здоровье, то мне и подавно, можешь поверить, вот только я не хочу потом лишних проблем и разбирательств, когда ты спину надорвешь или еще чего.
– Я справлюсь.
– Давай, иди отсюда. Дворики мети, листовки раздавай. А вы чего там замедлились? Девушек никогда не видали? За работу!
Я собрала все раздражение и как можно развязнее выпалила:
– Слушай, дядя. Ты тут не с фифой базары толкаешь, понял? Я не белоручка и не дохля какая-нибудь, работы не боюсь. И деньги мне нужны так сильно, что я за них жопу готова рвать, а не какие-то сраные ящики выгружать. Так что давай мне сюда свой комбез, да посвободнее. Я не из худых.
Лицо Евгения Семеновича в продолжении моей петиции менялось на глазах: удивление, раздражение, уважение… Совершенно иным голосом, нежели в начале нашего диалога, он сказал:
– Да я заметил, что ты не глиста в корсете. Эй, ребята! Поосторожнее с ней, тут у нас работница не из тихонь! За словом в карман не лезет, а уж если прищучит, будь здоров! Володя, выдай-ка ей наш самый чистый комбез, да все вместе за работу, олухи!
Никогда бы не подумала, что слово «олухи», обращенное в мой адрес, может настолько меня обрадовать: это означало, что меня все-таки взяли в команду, несмотря на «слабый» пол.
Володя выдал рабочую форму – я натянула ее прямо поверх одежды, сидело свободно.
– Звать как? – спросил парень.
– Яна, – мы обменялись рукопожатием.
– Я Вова.
– Да я уж поняла.
Володя оказался негласным лидером среди троицы благодаря крепкой фигуре, а на вид ему было лет двадцать пять. Остальным нельзя было дать больше двадцати – почти тощий рыжий подросток по имени Витя и средний во всех отношениях (рост, внешность, телосложение) Рома, который все свободное время теперь пялился на меня. Особенно когда я наклонялась, чтобы поставить коробку на пол.
Мы брали тару из кузова и переносили на склад – тащить приходилось не больше семи метров. По весу каждый ящик не превышал пятнадцати килограммов, так что я, напрягая жилы, справлялась. В один момент я не выдержала, обернувшись и в очередной раз перехватив убегающий от моей задницы взгляд Ромы, сказала:
– Зенки свои спрячь. А то ведь выколю.
Парень сразу понял, что послание адресовано ему, и стал работать в два раза быстрее, не встречаясь со мной взглядом. Вова и Витя переглянулись с дебильными улыбками – теперь у них будет, чем подкалывать третьего.
– Семеныч же предупреждал – поосторожнее с ней. Ты бы прислушался, Романыч, – загоготал Витя.
– Ты тоже заткнись, мелкотня, – оборвала я парнишку, на выдохе поднимая особо тяжелую коробку. По весу в ней были как минимум чугунные слитки.
– Давай-ка это сюда, – груз, загораживающий обзор, вдруг исчез из поля зрения, руки оказались свободны. Передо мной стоял Вова с моей коробкой и улыбался. – Самое тяжелое у нас есть кому таскать, – заметил он и пошел на склад.
– Мне не тяжело, – мрачно сказала я, понимая, что они все-таки не держат меня за равную, хотя я заслуживаю. А к моим колкостям и грубостям относятся снисходительно. – А ты чего зубоскалишь? – бросила я Вите, поднимая новую коробку и шагая на склад – навстречу мне уже возвращался Володя с бутылкой воды в руках.
– Да Семеныч все же прав: ты девушка, это не для тебя, – парень поделился водой с Ромой.
– Правда? Почему? Может, я в жизни уже чего посерьезнее таких коробок тягала.
– Ну, ты же девушка, значит, будущая мать. Вдруг надорвешь себе что-нибудь, а потом родить не сможешь. И будешь жалеть, – на полном серьезе говорил Вова.
– Да что вы все заладили: дети, дети. Кто мне их заделать собрался, ты, что ли?
– Ну а почему бы и не я? – обиженно спросил Володя, вызывая бурный смех Вити и Ромы.
– С хера ли? – моему удивлению не было предела.
– А вдруг я твоя судьба? – насупился парень, чье самолюбие я прищемила своим самомнением.
– Да-да-да, расскажи мне сказку, как мужик насрал в коляску и поставил в уголок, чтоб никто не уволок, – проговорила я, отбирая у Вити ополовиненную бутылку.
Пока я преспокойно пила воду большими глотками, троица не могла остановиться от смеха, вызванного моей присказкой. Они чуть по земле не катались, и даже хмурый Семеныч, внимательно слушающий наши разговоры поодаль, качал головой. Поначалу он постоянно нас затыкал, крича, что надо работать руками, а не языком. А потом что-то перестал прикрикивать, позволяя нам разговориться: наверное,
