Неохотно Джон отодвинул от себя Мишель на несколько дюймов.
- Ужин будет готов через десять минут, а мне еще нужно принять душ. От меня несет как от лошади.
Горячий, грубоватый запах пота, солнца, кожи и мужчины не раздражал Мишель. Она снова приблизилась к Джону, и, склонив голову к его груди, жадно провела язычком по его разгоряченной коже. Джон вздрогнул, все мысли о душе вылетели из головы. Запустив пальцы в блестящую светло-золотистую пелену её волос, он приподнял её лицо и впился в губы поцелуем, о котором мечтал много часов.
Мишель не могла долго противиться ему: всякий раз, как только он прикасался к ней, она отвечала, растворяясь в нем, открывая губы навстречу его рту, готовая отдать ему все, что он захочет взять. Любовь к Джону перешла все известные ей границы, открывая Мишель новые эмоциональные и физические грани. Лишь последние остатки контроля позволили Джону удержаться от того, чтобы бросить её на кровать прямо сейчас.
- Душ, - выдохнул он, поднимая голову. Голос его звучал напряженно. – Потом ужин. Черт, потом я должен заняться бумагами и это нельзя отложить.
Мишель казалось, что Джон ожидает, что она будет возражать и требовать его внимания, но она как никто другой понимала, что хозяйственные заботы откладывать нельзя. Мишель высвободилась из рук Джона и улыбнулась ему.
- Поторопись со своим душем, потому что я умираю с голоду.
Где-то в подсознании у неё возникла одна мысль, которую ей нужно было обдумать.
Во время ужина Мишель чувствовала себя на удивление спокойно; как будто находиться здесь с Джоном вполне естественно, словно всё встало на свои места. Утренняя неловкость с Иди ушла, возможно, из-за присутствия Джона. Мишель понравилось, что экономка ужинала вместе с ними, не соблюдая формальностей. Это дало ей возможность все обдумать, так как реплики Иди заполнили тишину за столом и сделали её менее заметной.
После ужина Джон быстро поцеловал Мишель и похлопал её пониже спины.
- Я постараюсь закончить как можно быстрее. Ты найдешь, чем заняться, пока я буду работать?
Мишель заполнила волна обиды.
- Я пойду с тобой.
Тяжело вздохнув, Джон посмотрел на неё сверху вниз.
- Детка, если ты будешь рядом, то я совсем не смогу работать.
- Ты самый большой в мире шовинист, Джон Рафферти. Ты идешь работать? Отлично, покажешь мне что делаешь, и потом я возьму на себя работу с документами.
Джон бросил на Мишель настороженный взгляд.
- Я не шовинист. «И мне совсем не нравится идея доверить тебе свои счета» - добавил он про себя. С таким же успехом Джон мог сказать это вслух, поскольку Мишель прочитала эту мысль по его лицу.
- Либо ты дашь мне какое-то занятие, либо я возвращаюсь домой прямо сейчас. – Решительно произнесла она, глядя на Джона, и уперев руки в бока.
- Но что тебе известно о ведении бухгалтерии?
- Так случилось, что я изучала менеджмент.
Мишель дала ему время, обдумать услышанное. Поскольку было очевидно, что он не собирается добровольно впускать её в свой кабинет, Мишель обошла Джона и спустилась вниз.
- Мишель, черт побери, - раздраженно выругался он, следуя за ней.
- Но что плохого в том, что я буду заниматься бумажной работой? – требовательно спросила она, усаживаясь за большим письменным столом.
- Я привез тебя сюда не для того, чтобы ты работала. Я хочу заботиться о тебе.
- Неужели я могу здесь пораниться? Или карандаш слишком тяжел для меня?
Джон сердито посмотрел на Мишель, ему нестерпимо хотелось выдернуть её из этого кресла. Но сверкающие глаза и упрямо вздернутый подбородок, предупреждали, что она готова к сражению. Если он будет давить на неё, Мишель действительно может вернуться в тот мрачный и пустой дом. Он мог бы удерживать Мишель здесь силой, но он не хотел так поступать. Джон хотел, чтобы она была ласковой и покладистой, а не царапалась, словно дикая кошка. Проклятие, по крайней мере, это безопаснее чем движущееся стадо. Ночью он сможет перепроверить книги.
- Ладно, - пробурчал Джон.
Мишель бросила на него дразнящий взгляд.
- Вы так любезны.
- Ты ведешь себя очень дерзко сегодня, - бросил он, присаживаясь, - Пожалуй, все-таки, мне следовало заняться с тобой любовью до ужина, чтобы хоть немного уменьшить твою неуемную активность.
- Как я уже сказала, ты самый большой в мире шовинист.
Мишель одарила его надменным взглядом, одним из тех, что раньше всегда заставляли его краснеть. Ей начинало нравиться дразнить его.
Лицо Джона потемнело, но он сдержал себя, дотягиваясь до кипы счетов, квитанций и заметок.
- Будь внимательна, и не наделай ошибок. – Пробурчал он. - Налоги и так не очень приятная штука, и без счетовода-любителя, путающего записи.
- Я занималась книгами после смерти отца. – Ответила Мишель.
- Судя по тому, что я вижу, дорогая, это не слишком хорошая рекомендация.
Лицо Мишель застыло, и она отвернулась, заставив его выдохнуть проклятие. Не говоря больше ни слова, она выхватила у него бумаги и принялась сортировать их, потом разложила по датам. Джон уселся назад в свое большое кресло. Он погрузился в раздумья, наблюдая, как она быстро и аккуратно внесла цифры в счетную книгу, затем дважды пересчитала колонки на калькуляторе, чтобы удостовериться в их правильности.
Закончив, Мишель толкнула счетную книгу через стол.
- Проверь, и увидишь, что я не сделала ни одной ошибки.
Джон проверил, полностью. Закончив, он закрыл счетную книгу и сказал:
- Все в порядке.
Глаза Мишель сузились.
- И это всё, что ты можешь сказать? Не удивительно, что ты никогда не был женат, если думаешь, что у женщины недостаточно ума, чтобы сложить дважды два.
- Я был женат. – Резко бросил он.
Эта новость ошеломила Мишель, потому что она никогда не слышала, чтобы кто-то упоминал о его женитьбе. Слово «брак» совершенно не ассоциировалось в ее голове с Джоном Рафферти. Затем, горячая ревность обожгла Мишель, при мысли о другой женщине, которая жила с ним, носила его имя, делила с ним постель, имела право прикасаться к нему.
- С кем… когда? – Запинаясь, выдавила из себя Мишель.
- Давным-давно. Мне едва исполнилось девятнадцать, в голове было больше гормонов, чем здравого смысла. Одному богу известно, почему она вышла за меня. Ей потребовались лишь четыре месяца, чтобы понять, что жизнь на ранчо не для неё, что ей нужны деньги, чтобы тратить, а не муж, который не работает по двадцать часов в сутки.
Джон говорил безжизненным голосом, в глазах было полно презрения. Мишель вдруг стало холодно.
- Почему никто никогда не упоминал об этом? – прошептала она. – Мы знакомы десять лет, но я не знала, что ты был женат.
