– Нет. – Она беспечно улыбнулась, прекрасно понимая, что он имеет в виду.
Он имел в виду свое родство с Филиченковым Игнатом Владимировичем – торговцем оружием, убийцей полицейских, бессовестным жестоким человеком, осужденным на пожизненное заключение. Ему, конечно, было стыдно за такое родство. Как Маша отреагирует, узнав об этом?
И она, что печально, не могла ему признаться в том, что знает обо всем. Это бы его насторожило, породило массу вопросов. И ей – не умеющей лгать – пришлось бы рассказать о том, что она ходила к Сане Лаврову и говорила с ним об этом. О том, что просила его подстраховать ее на отдыхе за городом. Ему, правда, это не удалось. Он сам схлопотал, нарвавшись на пьяных хулиганов. Но факт остается фактом! Она вела нечестную игру за Володиной спиной. Поэтому станет ждать его признания, умолчав о своих разговорах с Саней.
– Мне ничего не понятно, Володечка. Говоришь какими-то загадками. – Маша улыбнулась избраннику. – Надо ехать, милый. Мы опоздаем на работу.
Он тронул машину со стоянки. И до самого банка не проронил ни слова. Хмурился, мрачнел с каждой минутой, с каждым километром и молчал. Она решила ему ничего не говорить, ни о чем не расспрашивать. Он умный взрослый человек, он найдет способ и решение. Инициатива наказуема, вспомнилось ей. Поэтому она ее проявлять и не станет.
Маша улыбнулась Володе, поймав его взгляд. Послала ему воздушный поцелуй. Незаметно, как ей казалось, от остальных. Он тоже улыбнулся и тут же уткнулся в бумаги.
Ладно, пусть работает. Ей тоже не мешало бы сосредоточиться на документах. В последнее время управляющий что-то слишком предвзято относится к ней, без конца вызывает к себе, требует ежедневного отчета и откровенно цепляется.
– Если он и дальше станет ко мне цепляться, уйду, – кипятилась она вчера вечером за ужином с Володей. – Что я, работу не найду, что ли? Ха-ха!
– С чего ты решила, что он к тебе цепляется?
Он помрачнел мгновенно. Он в последнее время постоянно мрачнел. Стоило ей ему пожаловаться.
– Я же чувствую! Какие-то мелочные придирки, нелепые указания! А однажды сказал, что руководителям отделов, возможно, придется взять огромные кредиты.
– Зачем?! – ужаснулся тогда Володя.
– Кто знает! Раньше это частенько практиковалось, – вспомнила Маша рассказы сотрудников, проработавших не один десяток лет в банке. – Латали всяческие дыры. Но меня это не коснулось. Это было давно, еще в девяностых. И вот вам, здрасте, сюрприз! Нет, если станет прессинговать, точно уйду…
– А если не отпустит? – вдруг спросил Володя, посмотрев на нее странно, со значением.
– Что значит, не отпустит! Плюну и уйду! – рассмеялась она вчера и тут же перевела разговор на другое.
Конечно, она могла себе позволить и не работать. Родители здорово ей помогали. Звали к себе, обещали блестящую карьеру. Но Маше хотелось все же держать между ними дистанцию. Рядом с ними у нее не получалось чувствовать себя самостоятельной, взрослой, даже в свои тридцать лет. У родителей отлично получалось превращать ее в ребенка.
Но все же в трудную минуту она, конечно, не раздумывая, пригрелась бы в их гнездышке.
Володя – другое дело. Ему рассчитывать ни на кого не приходилось. Мать – слабая женщина, замуж вот собралась. У сестры тоже своя жизнь, обособленная. Отец вообще отдельная история, в которую он ее боится посвятить.
Его в этот банк едва взяли. Только благодаря каким-то знакомым его матери. И за место он, конечно же, держался. Она – нет. Работа вообще мало ее занимала. Все ее мысли сейчас были заняты предстоящим знакомством с родственниками Володи. И подготовкой к свадьбе.
Белоснежное платье – непременно! И букет невесты! И красивые машины! И банкетный зал!
Да, да, да, этого всего ей очень, очень хотелось! И много, много нарядных веселых гостей! И…
– Мария Сергеевна, вам курьерская доставка, – позвонили вдруг с первого этажа банка, с охраны. – Велено передать лично в руки, но я не пустил. Может, спуститесь?
– Да, сейчас! – обрадовалась Маша возможности выскользнуть из тесной стеклянной конуры, в которой она чувствовала себя как в аквариуме.
Она вышла, защелкнула дверь на замок, прошла по кабинету, незаметно, как ей казалось, подмигнув Володе. Он вдруг нахмурился и вопросительно вскинул брови.
– Курьерская доставка, – прошептала она ему одними губами. – Сказали, лично в руки.
И он вдруг переполошился и побледнел так сильно, что Маше это передалось. И она уже не думала, спускаясь на первый этаж по лестнице, что это устроенный Володей сюрприз. Букет, к примеру. Или какая-нибудь милая безделушка, способная поднять ей настроение. Это было что-то другое! И он, возможно, догадывался, что именно. С чего тогда ему так бледнеть?! Даже губы посинели, честное слово!
– Вот, Мария Сергеевна, пожалуйста, – охранник подал ей полиэтиленовый черный пакет, в котором лежало что-то твердое, напоминающее очертаниями тонкую брошюру. – Рвался все к вам подняться. Говорю, не положено! Нет, говорит, лично в руки велено! Что за народ!..
– Спасибо.
Маша стиснула пакет двумя руками, тепло улыбнулась охраннику – пожилому дядьке, военному в отставке. И пошла вверх по лестнице. Неожиданно на лестничной клетке между вторым и третьим этажами она остановилась. Глянула на лестничные пролеты, ведущие вверх и вниз, вроде никого, и надорвала пакет.
Фотографии! Там была целая стопка мерзких фотографий! На которых она…
– Господи! Господи, что это? – Успев просмотреть лишь несколько штук, она тут же запихнула фотографии обратно в пакет и принялась лихорадочно озираться, не видел ли кто.
Никого не было. Никто не поднимался по лестнице, никто не спускался. Она была одна на лестничной площадке. Одна с мерзким пакетом, который прижимала к себе. И она совершенно не знала, что ей делать!
Первой мыслью было позвонить Лаврову. Он умный, он надежный, он сумеет ей помочь. Но, вспомнив, что на снимках, она эту мысль отогнала прочь. Как? Как она объяснит ему всю эту мерзость?! Что скажет?! Он же уважал ее всегда, а теперь станет презирать, брезговать. К тому же у него теперь живет дочка Жэки Заломова. Непонятно почему, но живет. Может, их что-то связывает? Какие-то отношения? Лаврову нельзя звонить.
А Володя? Что теперь будет с их отношениями?!
Господи! Но где?! Когда это случилось?!
Прижимая пакет к себе, Маша поднялась на четвертый этаж, зашла в женский туалет, заперлась в одной из кабинок, опустила крышку унитаза, села и снова полезла за фотографиями.
Их было двадцать. Двадцать мерзких снимков ее голого тела и извращений, которые творило ее голое тело. Партнера не было, она была одна. Но от этого отвратительное порно не перестало быть таковым.
