Грег решил, что эта пожилая женщина ему, пожалуй, нравится. Она не жалела времени, успокаивая Лаки. Интересно, у нее вызывают сочувствие все пациенты? Во всяком случае, этого нельзя было сказать о врачах, первыми поставивших Лаки диагноз.
— Смотрите на часы на стене, — приказала доктор Форенски. — Сосредоточьтесь на них и медленно считайте, начав от ста: девяносто девять, девяносто восемь и так далее.
— Сто, девяносто девять, девяносто восемь, девяносто семь, девяносто шесть...
Пока Лаки считала, Грег внимательно наблюдал за ней. Сейчас она казалась такой беспомощной, что он был готов ей поверить.
— Вам удобно, вы расслабились, да? Лаки кивнула.
— Семьдесят, шестьдесят девять, шестьдесят восемь...
— Теперь закройте глаза и расслабьтесь полностью. Лаки вздохнула, ее веки медленно опустились.
— Шестьдесят семь, шестьдесят шесть...
— Теперь вы чувствуете усталость, вам хочется спать, не так ли?
Лаки снова кивнула. Грег пристально смотрел на нее, выискивая признаки притворства, но ничего подозрительного не обнаруживал. Ее грудь под бледно-голубой футболкой мерно вздымалась и опадала.
— Когда совсем уснете, можете перестать считать, — сказала врач.
Лаки пробормотала «сорок семь» и умолкла.
— Откуда вы знаете, что она уже под гипнозом? — поинтересовался Грег.
Он никак не мог справиться со своим скепсисом, вспоминая поведение Лаки в генном шкафу. Он так и не решил тогда, говорит она правду или актерствует.
— А вы сомневаетесь? — отозвалась доктор Форенски.
Грегу стало не по себе: он подозревал в ней способность видеть насквозь и его, и любого другого.
— Если честно, я не очень-то верю в гипноз, — сознался он.
— Лаки, вы меня слышите? — спросила Форенски.
— Да, — тихо, словно издалека ответила Лаки.
— Откройте глаза и встаньте.
Лаки поднялась с кресла. Ее зеленые, опушенные длинными ресницами глаза и приоткрытые губы, как всегда, казались Грегу воплощением сексуальности. Неужели все это — только игра? Если да, то что она пытается доказать?
— Пожалуйста, встаньте на одну ногу, а другую вытяните назад.
Лаки послушалась и осталась стоять на одной ноге.
— Теперь перенесите всю тяжесть на носок и раскиньте руки.
Это уже походило на балетную позицию: Лаки балансировала на носке одной ноги, раскинув руки, как крылья.
— Отлично, — сказала Форенски. — Так и стойте. Не шевелитесь.
Доджер, сидевший рядом с Грегом, вскочил и уставился на Лаки. Она не шевелилась, словно превратилась из живого человека в статую. Грег все больше недоумевал, как это у нее получается.
— Вы знаете, что мы здесь, не правда ли. Лаки?
— Да. Я вижу, что вы, Грег и Доджер смотрите на меня. — Ее губы шевелились, но тело оставалось неподвижным.
— Долго оставаться такой позиции может только тренированная танцовщица, — заметила врач. — Однако под гипнозом на это способен любой: человеческий мозг ничто не отвлекает от поставленной задачи. Под гипнозом человек полностью контролирует свое тело.
— Но у нее стеклянный взгляд! Таким же он был в ту ночь, когда я ее нашел, но тогда она не реагировала на мои слова — только что-то лепетала и вела себя... странно. Я к ней обращался, но она меня как будто не слышала.
— Видите ли, под гипнозом человек контролирует не только свое тело, но и мозг. А в тот момент она скорее всего продолжала переживать события, предшествовавшие катастрофе. Самая обычная реакция.
Грег вспомнил, как Лаки в ту ночь решительно и бесстыдно расстегнула «молнию» на его шортах. Если она переживала недавние события, значит, была перед этим с любовником! Подумав так, он испытал неприятное чувство, которое ему не хотелось называть ревностью. Он не услышал, как врач приказала Лаки вернуться в кресло и закрыть глаза.
— Вы меня слышите? — снова спросила она, и Лаки ответила утвердительно. — Хорошо. Теперь назовите нам свое имя.
— Лаки Бракстон, — без колебания ответила она, и Грег в изумлении вскочил.
«Лаки Бракстон». Как ни странно, это имя ей очень подходит... Боже, что за чушь лезет ему в голову?
— Это ваше настоящее имя? — спросила врач, и Лаки отрицательно помотала головой. — Почему же вы так себя называете?.
— Грег прозвал меня Лаки, потому что мне повезло: я не погибла в смертельной аварии. А фамилию Бракстон я прибавила потому, что не иметь фамилии очень страшно. И вообще, без Грега я никуда: это он меня нашел, он спас меня от тюрьмы... Сейчас я с ним.
Грег почувствовал, что в горле у него встал ком, и судорожно глотнул. Оказывается, Лаки по-настоящему ценила его заботу! Он был тронут до глубины души, хотя ни за что не сумел бы передать это словами.
— Понимаю. Но свое настоящее имя вы знаете?
— Нет. Как бы мне хотелось его вспомнить! Но я не помню.
Грег машинально погладил Доджера, облегченно переводя дух. Не помнит! Слова Лаки наполнили его ликованием. Лаки, вне всякого сомнения, находилась сейчас под гипнозом: если бы она помнила свое имя, то непременно назвала бы его. Значит, все это время она ему не врала!
— Хорошо. Давайте вернемся назад во времени. Восстановите в памяти день, когда произошла авария. Скажите мне, что вы видите.
— Что вижу? Ничего, кроме... колеблющегося света, словно меня окружает густой туман. Нет, не туман, скорее вода.
— Может быть, дождь?
Лаки замялась, и Грег решил, что ей запомнился ливень, поливавший побережье в ту ночь, когда он нашел ее.
— Нет, просто вода. Словно я нахожусь в океане, под водой... Вижу только колеблющиеся полосы света, проникающего откуда-то сверху, где светит солнце.
Форенски наклонилась к Грегу и тихо сказала:
— Все пациенты с амнезией сходным образом описывают прошлое, которого не помнят. Они, как правило, не видят ничего, кроме мглы. Некоторые говорят про какой-то свет, но все равно ничего не различают, и немудрено: ведь их память пуста.
Грег не мог отвести глаз от Лаки. Она прикусила нижнюю губу, как часто делала, сосредоточенно уставясь на компьютерный монитор. Было ясно, что она изо всех сил старается увидеть прошлое, но тщетно. Грег сочувствовал ей всей душой, совсем как в тот день, когда нашел ее в тюрьме, превращенную в посмешище для зевак.
— Давайте уйдем еще дальше в прошлое, Лаки. Скажем, в лето тысяча девятьсот девяностого года. Можете нам сказать, где вы находитесь?
После недолгого молчания прозвучал ответ:
— Не могу. Вижу свет, но рассеянный, словно пропущенный сквозь призму. Я не знаю, где нахожусь.
Слушая ее, Грег все больше убеждался, что она говорит правду. Врач уводила ее дальше и дальше в прошлое, но Лаки по-прежнему не видела ничего, кроме тусклого света.
