Была бы я хорошей матерью, вроде Марми в "Маленьких женщинах", наверняка пустилась бы в занудные увещевания, умоляя Даниэля наладить отношения с младшим братом. Вместо этого я не мешкая поведала свою байку:
— Даниэль, мне нужно, чтобы через часок ты подъехал вместе со мной к одному дому, который я показываю клиенту. Там здорово заклинивает дверь гаража, без тебя мне ее не открыть.
М-да. У старушки Марми, помнится, не было сыновей.
— Ну… не знаю, мам, — заканючил Даниэль. — А ты что, не можешь клиента об этом попросить?
— Клиент — женщина, — возразила я, в душе надеясь, что Глория не окажется на поверку культуристкой.
— Ну, мам…
Ноет Даниэль бесподобно. Я поспешно добавила:
— Пять долларов.
— Двадцать. — Теперь голос Даниэля звучал куда более заинтересованно.
— Шесть долларов. — Сдаваться без боя я не собиралась.
— Десять.
Я улыбнулась. Ну что за озорник! Норовит выманить у своей праведной и почти что убеленной сединами мамани последний, заработанный тяжким трудом доллар. Ни стыда ни совести у детки.
— Семь, — уступила я.
— По рукам! Где и когда встречаемся?
Я велела Даниэлю ждать меня перед домом по Карлтон-террас через десять минут. Должно быть, ему позарез нужны были эти семь долларов. Когда я свернула на подъездную аллею, его машина уже стояла перед домом.
Даниэль ездит на серебристом "форде" 84-го года. У его автомобиля — впрочем, "автомобиль" в данном случае не самое уместное слово — кожаный салон, стекла с механическим приводом, руль с гидроусилителем, тормоза с усилителем и сигнализация. Единственное, чего недостает, — это приличный мотор, поэтому большую часть времени это не машина, а тахта на колесах. Однако сегодня "форд", похоже, решил взглянуть на прекрасный мир за воротами гаража. Или же Даниэль попросил кого-нибудь подталкивать драндулет всю дорогу.
Я еще выбиралась из машины, а сынок уже шагал ко мне. Половина меня находилась в салоне, доставая копии ознакомительных бумаг для клиента, а потому я толком не рассмотрела Даниэля, пока он не остановился возле моего "терсела".
— Йо!
Я подняла взгляд и чуть не взвизгнула. Мамочки родные! Даниэль всегда отличался — как бы это получше сказать? — оригинальностью в одежде. И я это знала. С тех самых пор, как он пошел в девятый класс, я ни разу не видела старшего сына в ином прикиде, кроме драных джинсов, драных футболок и дырявых кроссовок. А в выборе цвета он, по-видимому, всецело разделял точку зрения Генри Форда: ему было все равно, какой цвет носить, лишь бы он был черным. Вдобавок в ухе у сынули обычно болталась окисленная серьга — в том, которое значит, что вы не "голубой".
В общем-то, я ожидала увидеть Даниэля в черном, всего в дырках и с гетеросексуальной серьгой. Однако еще я ожидала, что у него будут волосы.
И промахнулась.
Если, конечно, не брать в расчет милый рыжеватый пушок, льнущий к розовому скальпу.
Мое удивление не укрылось от Даниэля. Еще бы — ведь целую минуту я стояла прямо перед ним, вылупив глаза и хватая ртом воздух.
— Как тебе мой новый причесон? — справилось чадо.
Я все еще находилась в образе выброшенной из вода рыбы.
— Специально так подстригся, чтобы выглядеть крутым парнем, — важно пояснил Даниэль. И для пущего эффекта напряг мышцы и насупился.
Я продолжала молча таращиться на "крутого парня". По мне, так он напоминал тифозного больного.
Даниэль демонстрировал мускулы и хмурился, когда меня вдруг осенило, на кого он похож. Да это же Вуди! Вернее, тот парень, который играл Вуди, а потом переключился на роль маньяка-убийцы в фильме Оливера Стоуна.
Мой сын был как две капли воды похож на Прирожденного Убийцу!
— Клево, а? — Даниэль ждал похвалы.
К счастью, от моего ответа его спас бежевый "кадиллак" последней модели, плавно выруливший на стоянку перед домом. Мы обернулись. Из машины вылезла пухлая дама лет шестидесяти и двинулась в нашу сторону. На ней было пальто от Берберри, в руках — сумочка от Гуччи, и она проворно передвигалась в туфлях на высоком каблуке, в которых я признала творение Коул Хана.
Мне стало дурно. Определенно, я прихватила с собой не того сына.
— Глория Гловер? — бодренько осведомилась я.
Услышав свое имя, Глория резко вскинула голову с искусно завитыми белокурыми локонами. Глаза ее, лишь на миг задержавшись на мне, тут же срикошетили на лысый череп с серьгой в ухе. К горлу моему подкатила тошнота. Кажется, поздно спрашивать у Даниэля, нет ли у него шляпы.
Глория протянула мне руку и представилась, а ее маленькие круглые черные глазки тем временем продолжали буравить Даниэля.
— Так рада с вами познакомиться! — пропела я с восторгом кандидата в президенты в разгар избирательной кампании. — Я Скайлер Риджвей, а это… это мой сын Даниэль.
— Ваш сын… — повторила Глория, не сводя взгляда черно-дырявого прикида.
— Йо, — кивнул Даниэль. — Я тут затем, чтоб открыть дверь гаража.
— Дверь гаража… — снова повторила Глория и прижала к пышной груди сумку от Гуччи. В глазах ее, по-прежнему устремленных на Даниэля, появилось какое-то странное выражение.
Пользуясь случаем, я как следует рассмотрела часы от Гуччи на запястье левой руки дамы и браслет с бриллиантами на правой. Если не ошибаюсь, эти гроздья жемчужин в ее ушах натуральные, так же как и несколько колечек с бриллиантами на каждом втором пальце. Или убийства приносят невиданный доход, или я слегка промахнулась в расчетах.
Так, похоже, идея притащить с собой Даниэля была не самой удачной, и с каждой минутой я все больше в этом убеждалась. За время, проведенное в доме по Карлтон-террас, — а это было совсем недолго — Глория ни разу толком не взглянула на жилище. Главным образом потому, что не спускала глаз с Даниэля. По-моему, она опасалась, что он в любой момент может сорвать с нее браслет или, на худой конец, сграбастать сумочку.
Я всячески пыталась отвлечь даму, расписывая прелести самоочищающейся газовой плиты, суперсовременного камина и т. д. и т. п., но все без толку. Очень скоро я обнаружила, что и сама косо поглядываю на Даниэля, пытаясь узреть то чудовище, что видела в нем Глория.
Если откровенно, для всех, кроме родной матери, Даниэль и впрямь выглядел устрашающе. Милый мальчик, должно быть, на славу потрудился в гимнастическом зале, ибо плечи его и руки казались куда солиднее, чем мне запомнилось. Когда мы вошли в дом, сынок стянул с себя черную кожаную куртку, и, признаться, его черная футболка меня не порадовала. В общем-то футболка была не совсем черной. Издалека — да, а при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что черными были пустые глазницы изображенных на ней темно-серых черепов. По-моему, Глория сообразила это, когда все мы поднялись наверх, дабы взглянуть на хозяйскую спальню. Говорю так потому, что с того момента она неукоснительно следила, чтобы между нею и Даниэлем все время находилась я. А еще она принялась в ответ на любую мою фразу повторять как заведенная: "Угу. Угу. Угу". Но лишь до той поры, пока мы снова не спустились вниз, — тут она наконец выпалила на одном дыхании:
