Рохан всегда все драматизировал. Возможно, причина звонка — какой-то пустяк.
— Я собираюсь уходить,— сказала она.— Можно я перезвоню тебе позже?
— Нет, я должен сообщить тебе новость. Сегодня я получил письмо из Англии.
Ей показалось, что его голос дрожит. Рэйчел сильнее сжала трубку.
— Из Англии?
— От Ребекки. От Ребекки Кэри.
Она увидела изменившееся выражение своего лица в зеркале; кровь отхлынула от ее лица. Рэйчел словно смотрела фильм, она видела перед собой незнакомого ей человека.
— Письмо пришло утром,— продолжил он.— Я недоумевал, что заставило ее послать его, мы обменялись адресами исключительно из вежливости.
— Что она пишет?
— Не догадываешься? Это касается Дэниэла, Рэйчел,— Дэниэл возвращается из Африки, снова входит в нашу жизнь...
Дэниэл часто спрашивал себя о том, что побудило его уехать за границу. Почему из всех людей именно он, человек, который провел всю жизнь в чисто английском окружении, в самой старой и наиболее английской части страны, ученый, работавший в специфически английской области науки, внезапно отказался от всего этого ради малопрестижного и плохо оплачиваемого преподавания в чужеземном, враждебном европейцу крае? После Рошвена он возвратился в Кембридж с намерением продолжать свою привычную жизнь, словом ничего не случилось, вернуться к интеллектуальному труду среди красивых старинных зданий, приносившему ему удовлетворение. Он не предвидел, что произойдет с ним в Кембридже. Никогда не думал, что мир, который он так любил, покажется ему новым Рошвеном — бесплодным, заброшенным, холодным. Не представлял, что когда-нибудь остановится на Мосту Вздохов, посмотрит на спокойные воды Кема и скажет себе: «Это место теперь не для меня. Я — странник, стучащийся в дверь, чтобы его впустили в дом. Но я оказался не перед той дверью. Здесь мне нечего делать».
Работа внезапно стала для него механическим упражнением мозга, и даже честолюбие угасло. Он ждал, надеясь, что апатия окажется всего лишь временной реакцией на рошвенские события, но подобное душевное состояние не проходило, и наконец он отчетливо понял, что должен уехать подальше от Кембриджа, от Англии, а в первую очередь — от Ребекки. Они никогда не говорили о Рошвене, Ребекка избегала упоминаний о Чарльзе и Десиме, но Дэниэл, убежденный в том, что она убила их обоих из мести, в порыве безумной ярости, не мог чувствовать себя с ней легко и раскованно. Несколько раз он принуждал себя поговорить с ней обо всем, но всегда терпел неудачу. Она должна знать, думал Дэниэл, что он отвел от нее подозрения; она должна знать, что ему все известно... Но если она сознавала это, то, похоже, решила ни о чем не заговаривать, и напряженность между ними становилась все более ощутимой. Когда он собрался уехать за границу, Ребекка очень огорчилась и некоторое время уговаривала его остаться, но, увидев бесплодность своих усилий, прекратила удерживать брата и, похоже, смирилась с ситуацией.
Благотворительная организация, занимавшаяся образованием, ухватилась за возможность включить в списки своих сотрудников аспиранта, готового преподавать английский; через три месяца Дэниэл получил в Аккре класс, состоявший из сорока африканских детей. Он сам учился жить в стране, некогда названной Могилой Белого Человека.
Он обнаружил, что преподавание приносит ему больше радости, чем он предполагал; вопреки его прежним убеждениям, оказалось, что он предпочитает учить самых юных учеников. Когда я в конце концов вернусь в Англию, думал он, именно этим я и займусь. Открою свою собственную школу и буду учить малышей, а не юнцов из какого-нибудь большого университета, считающих себя взрослыми людьми, будущим цветом общества.
Решение обрадовало его; он был счастлив. Возможно, он задержался бы в Аккре и на большой срок, если бы не начал все чаше думать о Рэйчел Лорд. Он не знал, почему так часто вспоминал ее. Возможно, потому, что никогда не мог определить свое отношение к ней. Она казалась такой искренней, непосредственной, честной, чистой, неискушенной, что он неприятно изумился, обнаружив, что она способна подслушивать чужие разговоры и, потеряв голову от ревности к нему, сплетничать. И затем, позже... Это Рохан, сказала Рэйчел, я ничего не говорила Чарльзу. Это Рохан... Но Десима сказала, что именно Рэйчел сообщила обо всем Чарльзу. «Неужели ты не видишь, что она сходит с ума от ревности?— прокричала Десима Дэниэлу.— Что она втрескалась в тебя, как школьница, и ревнует, как сумасшедшая?»
Он никогда не допускал мысли о том, что это мог сделать Квист, однако сейчас Рохан показался ему человеком, способным порождать неприятности. Но почему лгала Десима? Потому что ревновала она сама — она, желавшая причинить боль Рэйчел, отплатить девушке за внимание, проявленное к ней им, Дэниэлом? Возможно, Рэйчел все же сказала правду, и, если это верно, она по-прежнему отвечает его первому представлению о ней. Чем дольше Дэниэл обдумывал ситуацию, тем сильнее склонялся к тому, что он ошибся насчет Рэйчел, и, по мере того как крепло это его убеждение, в молодом человеке росло желание увидеть девушку. Сейчас, через пять лет после его отъезда из Англии, он заметил, что думает о ней постоянно. Он думал о Рэйчел, когда ученики спрашивали его об Англии и англичанах, когда получал трехнедельной давности экземпляры «Санди Тайме», читал театральные новости и рецензии на книги; он думал о ней, знакомясь с женщинами, а главное — во время каждой очередной годовщины рошвенских событий. В эти мгновения он заново мысленно переживал то, что был обречен нести в себе до конца своих дней. Иногда Дэниэлу казалось, что ему достаточно закрыть глаза, чтобы вновь оказаться в Рошвене, возле открытого окна в комнате Десимы.
Он не мог сказать точно, когда именно впервые осознал, что должен снова увидеть Рэйчел. Возможно, поворотной точкой стало получение письма от сестры, писавшей, что она случайно встретила в Лондоне Рохана Квиста, который собирался поехать работать в Нью-Йорк. «Рэйчел, кажется, тоже сейчас в Нью-Йорке,— сообщала Ребекка,— так что полагаю, они получат шанс возобновить их платоническую дружбу».
Именно тогда Дэниэл задумался о том, станут ли обсуждать при встрече Рохан и Рэйчел происшествие в Рошвене. Если Рэйчел не проявит сдержанности, такая дискуссия могла стать крайне опасной. Он размышлял об этом какое-то время, вспоминая мельчайшие подробности рошвенеких событий, и в нем нарастало ощущение тревоги. Если Рэйчел признается Квисту о том, что она знает об ошибочности заключения коронера... Квист любил Десиму... Если ему придет в голову потребовать нового расследования...
