«Не может этого быть!» – думал робот.
«Я, наверное, сплю», – думала Настя.
– Почему это здесь? – выдохнула она.
Первый безучастно спросил:
– А вы не догадываетесь?
И кровожадно улыбнулся.
– Нет, не догадываюсь, – твердо сказала Настя.
– А вы попробуйте сообразить, – усмехнулся он. – Вы, возможно, это сюда не приносили. Впрочем, следствие покажет… Правда, кроме вас, здесь проживает также ваш друг, Челышев Арсений Игоревич.
У Насти закружилась голова. Борясь со слабостью, она выдавила:
– Вы хотите сказать, что… что Сеня… Что они… Что это Сеня… Убил их?…
– Я ничего не хочу сказать, – оборвал ее он. – Но ценности, похищенные из квартиры Капитоновых, то есть ваших деда и бабки, обнаружены на вашей жилплощади.
…Квартира опустела только в семь утра.
Настя тупо смотрела на развороченные шкафы и жалкие обрывки бумаг на полу. А в голове билась мысль: «Соседкину комнату тоже разворошили. Что я ей скажу?…»
Она бессильно опустилась прямо на затоптанный пол. «Дед… бабка… Сеня… поплакать бы… Не могу!»
Настя добрела до кухни. Достала из холодильника «Апсны Абукет» – Сенин подарок. Сделала глоток прямо из горлышка. «Уж сейчас-то – напьюсь!…»
Но организм от спиртного снова отказался, и Настя долго стояла, склонившись над ненавистной, подклеенной изолентой раковиной… Поднять голову она смогла нескоро. Наконец, бунт в желудке прекратился, Настя увидела в зеркале собственное бледное лицо (глаза обведены траурными рамками) – и наконец зарыдала…
Утешать ее было некому.
…Мама – ей Настя позвонила на следующий день – сказала ней коротко: «Дрянь!». И раздались противные короткие гудочки.
Милка – Настя попросила подругу прийти – тоже встала на сторону врага. Виновато посмотрела на Капитонову, пропищала:
– Конечно, Сеньку можно понять… Он же хотел как лучше!
– Что?! Что он хотел?! – взорвалась Настя. – Обеспечить семью он хотел – этими побрякушками?! Ты сама-то хоть понимаешь, что говоришь?!
Милка сникла:
– Ну, он, наверно, думал, что вы теперь на Бронную могли бы вернуться… Ты ж там прописана…
Настя прикрыла глаза и попросила:
– Уходи.
Милка облегченно вздохнула и поспешно покинула квартиру. Могла бы хоть сделать вид, что сострадает!
Но дело было не только в маме, и не только в Милке. В университете, куда Настя, чтобы хоть на время забыться, выбралась на следующий день, к ней подошел начальник курса.
– Анастасия, – строго сказал он. – От меня потребуют, чтобы характеристика на Челышева была соответствующей. Но я напишу то, что считаю нужным, и пусть меня за это хоть из партии исключают!
Начкурса выжидательно смотрел на Настю: видимо, ждал одобрения.
– Да пишите вы, что хотите! – воскликнула Настя. – Неужели вам не понятно – всем вам, идиотам, – что Сеня не убивал?! Не мог он убить – вы, дуболомы!
И она снова плакала, и дала отвести себя в медпункт, и пила валерьянку, совершенно не чувствуя отвратного вкуса…
К встрече со следователем Настя подготовилась основательно. Она должна драться за Сеньку, должна убедить его, доказать, что ее Арсенечка – не виноват! Но следователя Настин рассказ не впечатлил.
Она уверенно, как настоящий робот, перечислила все свои доводы: Сеня хорошо относился к деду… Сеня неплохо зарабатывал в своей газете, и на жизнь им вполне хватало… С Сеней они разговаривали в тот день по телефону – и его голос звучал абсолютно спокойно…
Следователь только кивал, и весь вид его демонстрировал: «Какую, девушка, вы несете чушь!»
Настя, волнуясь, выложила последний козырь:
– Я совершенно точно знаю: в нашу квартиру в этот день кто-то приходил. Кто-то чужой. Сто процентов – это был не Сеня… А еще мы ключ от квартиры потеряли… Давно, в декабре…
Следователь мимолетно оживился. Выслушал Настин рассказ. Усмехнулся:
– Кучка песка, говорите? На полу в кухне? А он сохранился, этот след?
Настя потупилась:
– Я же тогда не знала… Даже представить себе не могла… Я вытерла пол тряпкой.
А следователь хладнокровно подытожил:
– Ну вот видите, гражданка… Следов нет – а на «нет» и суда нет… Впрочем, суда пока нет – а следствие есть, – следователь захихикал, довольный собственным остроумием. – Вы не волнуйтесь, гражданочка. Следствие во всем разберется.
…«Пора смириться и решить, наконец, что делать, – думала Настя-человек. – Тем более, что у меня, кажется, большие проблемы. Личные проблемы».
Но Настя-робот по-прежнему ни о чем думать не могла. Просто выполняла механические, никому не нужные действия. Зачем-то умывалась и причесывалась, драила квартиру и оплачивала телефонные счета – еще Сенькины! – за переговоры с Южнороссийском.
Унюхав жареное, заявился хозяин комнаты. Потребовал с Насти «деньги вперед или освобождайте жилплощадь». Денег не было, а переезжать к матери Настя не согласилась бы ни за какие коврижки. «Сеньку выпустят! Они во всем разберутся – и отпустят его!»
Настя отнесла в ломбард на Пушкинской гранатовые сережки – дедов подарок – и откупилась от настырного хозяина. А вечерами, когда меркли слабенькие весенние дни, она надевала любимую Сенькину кофту – голубую, с рукавами «летучая мышь», и садилась в кресло. Ей почему-то казалось, что Арсения отпустят именно на закате…
В один из вечеров в дверь действительно позвонили.
Настя не помнила, как летела по коридору, натыкаясь на одежный шкаф и тумбочку для обуви… Как мимолетно поправляла волосы перед зеркалом… Как открыла дверь, сияя улыбкой…
На пороге стоял Эжен. В его руках пахли весной мимозы.
Он прошелся по Насте быстрым, цепким взглядом. Усмехнулся:
– Кажется, ты ждала не меня…
Настя подавила искушение захлопнуть дверь перед его носом. Холодно спросила:
– Ты чего-то хотел?
– Для начала – войти.
Женя оттеснил ее в коридор, закрыл за собой дверь. Приказал:
– Цветами займись.
«Сенька ненавидел мимозы. Почему-то считал, что они пахнут гробами».
Настя послушно вынесла из комнаты вазу, наполнила ее водой, поставила цветы: «А ведь и правда – пахнут мертвым деревом». Эжен уже по-хозяйски расположился в комнате. Безошибочно выбрал Сенькино кресло, закинул ногу за ногу. На губах блуждала гаденькая ухмылка.
– Кофе угостишь? С коньячком, если есть.
Настя просьбу проигнорировала. Молча села в кресло напротив, сложила руки на коленях:
– Ну, говори: зачем пришел?
– О тебе беспокоится мать. Просит вернуться домой.
Настя пожала плечами:
– Мне она не говорила… что беспокоится. Если хочет – пусть звонит сама.
– Нехорошо, Настя, – покачал головой Женя. – У Ирины Егоровны такое горе…
