Губарев почувствовал, что у него промокли ноги. Ботинки были — настоящее барахло, купленное на распродаже. Обидно, что не отходил в них даже и двух сезонов. Правда, говорят, что скупой платит дважды. «Не надо быть таким непроходимым идиотом и соблазняться дешевкой. Каждый раз я даю себе слово, что не буду гнаться за дармовым товаром, — и каждый раз забываю об этом, приходя на рынок. Увижу дешевые ценники, и глаза разгораются. Сразу прикидываю: сколько могу на этом сэкономить? А результат? Мокрые ноги и выброшенные деньги. Лучше купить товар подороже, но он себя в конце концов окупит. Вон, у Наташки: английский зонтик служит ей уже семь лет. Никаких тебе сломанных спиц и провисающей материи. Выглядит, как новенький. Вот что значит качество!»
Подходя к дому, Губарев с размаху наступил в лужу и чертыхнулся. Было такое ощущение, что он босиком вошел в воду.
Надя старалась жить так, чтобы никто не мог догадаться о том, что она пережила настоящую трагедию. Днем она держалась изо всех сил, а ночью плакала в подушку. Когда она просыпалась, ей снова хотелось плакать, но она рывком вставала с кровати и шла в ванную. Прохладный душ прогонял остатки сна и приводил в чувство. Подготавливал к наступающему дню.
Анне Семеновне она сказала, что рассталась с Олегом. Он ее сильно обидел, и она не хочет больше иметь с ним никаких дел. Старушка ни о чем не расспрашивала. Наоборот, она старалась сделать вид, что ничего не произошло. Пару раз звонил Олег, он пытался что-то объяснить, но Надя вешала трубку, не пытаясь вникнуть в его слова. Ей это было неинтересно. Если рвать, то рвать. «Ни видеть, ни слышать этого крысеныша я не хочу. Все. Точка. Мне надо больше внимания уделить работе. Карьере. Как я и решила. А на личной жизни поставить крест. Пока. На время. Все эти лишние треволнения и переживания мне ни к чему».
Но вскоре Надя узнала неприятную новость. Компания, где она работала, сокращалась. И на повестке дня была реорганизация. «Меня уволят, — с тоской подумала Надя, — и я опять буду безработной. Сидеть дома, просматривать объявления…Только я очухалась от истории с Олегом, так на тебе, новая напасть!»
Главбух Наталья Степановна ходила мрачнее тучи. Однажды Надя задержалась после работы и увидела, как глабвух сидит, обхватив голову руками. Они были в комнате одни. Стояла летняя жара, и Надя подумала, что от духоты, парившей в воздухе, у бухгалтерши разболелась голова.
— Наталья Степановна, вам плохо? — спросила она, подойдя к ней.
— А? Что?
— Вам плохо?
— Да, Надюнь. Хреново. Так хреново, что дальше некуда!
— Это из-за сокращения?
В том числе, — кивнула головой Наталья Степановна. Это была полная женщина с приятным круглым лицом и кудрявыми темными волосами.
— Значит, все-таки нас сократят? — робко спросила Надя.
— Сократят, — кивнула она. — Даже не сомневайся в этом. — И она невесело рассмеялась. — Скоро мы все окажемся на улице.
— Вы — специалист со стажем. Вам будет нетрудно найти работу.
— Возраст! Куда меня возьмут? Мне — пятьдесят два года. Сейчас молодое поколение подпирает. Соплюшки окончили бухгалтерские курсы — и все. Готовые кадры.
— Ваш опыт и профессионализм… Но главбух перебила ее:
— Выкинут на помойку. Но это не главное… Сын, — она замолчала. — Идиот! Связался с наркотиками. И что делать, ума не приложу. Испробовала уже все. И за границу отправляла. И дорогие игрушки покупала: то видеосистему, то музыкальный центр, то одежду из супермаркетов. И баловала, и ругала. Все — насмарку! Что делать? Иногда хочется взять веревку и повеситься. Если бы не старая мать, ей-богу, ничто бы меня не остановило. Надоело все это хуже горькой редьки. Приходишь домой, а сыночек заявляется в двенадцать или в два часа ночи с мутными глазами. Убила бы на месте!
— Я вас понимаю. У меня парень наркотики принимал. А я и не знала. — И тут Надя рассказала Наталье Степанове все: про свое лицо, про Олега, про свои страхи и сомнения. Наталья Степановна молча слушала ее и только время от времени качала головой.
Когда Надя кончила рассказывать, главбух выдохнула:
— Да… история! Вон оно как бывает. Я думала, что я самый несчастный человек в мире, а оказывается… — Она не докончила фразы. Встала из-за стола и, порывшись в своем пакете, достала оттуда бутылку водки. — Видишь, до чего докатилась? Водку пью.
Отхлебну, и легче становится. Давай выпьем за нас с тобой. Чтобы наши проблемы позади остались. А то нет сил тащить этот воз.
Она разлила водку в чашки.
— Пей! Надя отхлебнула.
— Да не так. Залпом. Кто же так пьет? Надя выпила залпом и закашлялась.
— Закуски нет. Только печенье. На, возьми. Надя съела печенье и ощутила, как в груди разлилось непривычное жженье.
— Теперь слушай меня внимательно, — сказала Наталья Степановна, не глядя на нее. — Я попробую тебя в одно место пристроить. Меня туда уже не возьмут. Стара. А ты вполне можешь подойти. Правда, я тебе ничего не обещаю, но если получится, всю жизнь меня вспоминать будешь. Зарплата — закачаешься. Я тебе хорошую рекомендацию дам. Но определенно ничего не гарантирую. Я попробую. А уж выйдет или нет…
— Спасибо.
— Спасибочки рано говорить. Ты крещеная?
— Да.
— Сходи тогда в церковь и поставь свечку Николаю Угоднику. Помолись, чтобы раб божий Игнат, это мой сын, избавился от наркотиков. Сделаешь?
— Сделаю.
— Хорошо. Тогда до завтра. Но о нашем разговоре — никому.
— Наталья Степановна, я…
— Знаю. Девка ты хорошая. Не трепло. Я тебе верю. Иди-ка домой. А мне еще посидеть над квартальным отчетом надо.
Надя быстро собралась.
— До свидания.
— До свидания, — вздохнула главбух. Наталья Степановна сдержала свое слово: она помогла Наде устроиться в совместное российско-американское предприятие «Стамп», где зарплата превзошла все Надины ожидания.
— Бабушка, ты не поверишь, — сказала она, придя домой и не раздеваясь пройдя на кухню. — Я нашла новую работу.
— Да? Где? Как?
— В совместном российско-американском предприятии. У нашей бухгалтерши там хорошая знакомая работает. Она и посодействовала. Я тебе не говорила раньше времени, потому что сама ничего не знала. Пройду, не пройду…
— Ой, — Анна Семеновна приложила руку к сердцу. — Дай бог твоей бухгалтерше здоровья! — И перекрестилась. — Я так рада за тебя, так рада! Сейчас твои любимые пышки испеку.
— Да не надо. Я пойду и что-нибудь в магазине куплю. Конфеты или печенье.
— Это будет не то, — поджала губы Анна Семеновна.
— Конечно, не то, но мне жаль тебя. Стоять у плиты — это так утомительно.
— Когда для своих стараешься — не в тягость!
— Как хочешь!
