Врач, вылечи прежде всего себя самого, с горечью подумала она, потому что мысль, которая пришла ей в голову, была отнюдь не утешительна. Она вдруг увидела себя в будущем одинокой, навсегда утратившей любовь Марка — и все потому, что она требует, чтобы их отношения были совершенными в соответствии с ее желаниями. Она требует, чтобы их отношения вписывались в ту идеальную схему, которую она себе нарисовала. Но разве жизнь то и дело не ломает всякие схемы и стереотипы? Разве жизнь двоих людей не предполагает того, что каждый должен подстраиваться, приспосабливаться к другому?
Она зашла слишком далеко, требуя от Марка, чтобы он либо приспособился к ней, резко изменив свою точку зрения, либо исчез из ее жизни. Вчера она фактически поставила ему такое условие, и он ушел, разбитый, усталый, растерянный. Зачем, ну зачем она так поступила?
Она ведь видит, что он пытается относиться с должным если не уважением, то по крайней мере пониманием к ее профессии, но ее черт дернул предъявить ему ультиматум: либо он начинает ценить ее как профессионала, либо у них нет будущего. Как будто это можно сделать по заказу или по принуждению. Разве не говорила она себе всего несколько дней назад, что должна запастись терпением и не давить на него?
Какой же ты психолог, если не можешь разобраться даже в самой себе?! — честила себя на все корки Тереза.
А разве она хоть раз интересовалась работой Марка, спрашивала у него, над чем он сейчас работает? Да, она с огромным уважением относится к тому, чем он занимается, но этого недостаточно. Но она была слишком занята собой и своей обидой на него за то, что он не считает ее деятельность слишком важной. Из-за ее эгоизма Марк вчера ушел и, возможно, больше никогда не вернется.
Но нет, она не должна так думать, поспешила успокоить себя Тереза. Марк сказал, что должен побыть один, чтобы разобраться в себе и в том, что будет у них дальше, и, быть может, он прав. Ей время, проведенное в разлуке с ним, тоже пошло на пользу. Она наконец-то пришла в чувство.
Она была не права, предъявляя к нему чрезмерные требования, не прилагая почти никаких усилий к тому, чтобы изменить его мнение, кроме того что упрекала его. Вместо того чтобы рассказывать ему об интересных случаях в своей практике, вместо того чтобы убеждать Марка на конкретных примерах, она просто требовала уважать ее как психолога.
Тереза гневно зыркнула на рыбок в аквариуме.
— Бога ради, закройте рты, вы похожи на идиотов! — пробормотала она и вернулась к столу. В который раз она взяла в руки телефон с намерением позвонить Марку и в который раз положила его, передумав звонить. Ему нужно время, и она даст ему его столько, сколько понадобится. Больше она не будет давить на него. Пусть сам примет решение и тогда позвонит ей, а пока она запасется терпением и будет ждать. Но она тоже не будет пассивной. Она постарается как можно больше узнать об авиаконструировании и фирме Марка. Если, конечно, еще не слишком поздно.
Тереза прерывисто вздохнула и проглотила ком в горле. Взглянув на часы, обнаружила, что уже скоро пять. Это был длинный и утомительный день, потому что все ее мысли были заняты Марком и трудно было сосредоточиться на работе.
Позвонит ли он сегодня? Или, быть может, придет?
Тереза вздрогнула, когда телефонный звонок наконец раздался. Правда, это был не мобильный, как она ожидала. Звонил телефон внутренней связи.
— Я слушаю, Лайма.
— Здесь мистер Уильямс. Пациентов на сегодня у вас больше нет. Сказать ему, чтобы он прошел?
Марк здесь, он пришел! Мысли Терезы лихорадочно заметались, но вдруг она застыла. А что, если он пришел для того, чтобы сказать, что между ними все кончено?
О нет, только не это!
— Мисс Осборн? Так мистер Уильямс может войти?
Тереза спохватилась.
— Да-да. Конечно же, пусть войдет.
Когда она клала трубку на рычаг, то заметила, что рука слегка дрожит.
— Терри?
Она резко вскинула голову, и сердце ее заколотилось, когда она увидела в двери Марка. Он был как всегда самым красивым мужчиной на свете, но выглядел уставшим и немного осунувшимся.
— Марк… — Она поднялась и тут же пожалела об этом — колени подгибались.
Как бы ей хотелось, чтобы на ней сейчас было что-то менее консервативное, чем этот деловой синий костюм в белую узкую полоску. Чтобы она выглядела более женственной, более привлекательной. Сейчас ей хотелось быть только женщиной, а не врачом.
Марк вошел и закрыл за собой дверь. Тереза вышла из-за стола, и они оба остановились, словно не решаясь идти дальше.
— Я пришел не для того, чтобы говорить о моем стрессе, — тихо сказал Марк. — Я здесь для того, чтобы поговорить о нас с тобой. — Он сунул руки в карманы, как будто не знал, куда их деть.
— И мне тоже нужно поговорить с тобой, — отозвалась Тереза, услышав, как неуверенно прозвучал ее голос. Кажется, они оба волнуются.
Она показала рукой на кресла.
— Присядем?
Он покачал головой.
— Нет.
Тереза сглотнула.
— Нет? Марк, я…
— Давай я начну, ведь это я пришел к тебе. Ты не против?
— Нет, конечно. Говори.
— Мне не следовало оставлять тебя вчера одну, Терри. Я сожалею об этом. Прекрасно зная, что должен быть с тобой хотя бы из соображений безопасности, я все-таки позволил раздражению взять надо мной верх и ушел от тебя. Это было крайне безответственно с моей стороны. Не по-мужски.
— Не стоит корить себя, Марк. Ничего страшного не случилось. К тому же мне не нужна нянька, — заверила она его, надеясь понять, о чем он думает, но потерпела неудачу.
— И все-таки я не должен был оставлять тебя. — Он перевел дух, потом продолжил: — Вчера вечером я решил заночевать у себя, потому что мне нужно было время, чтобы как следует все обдумать, а когда ты рядом, единственное, о чем я могу думать… Ну, ты знаешь.
Она прекрасно знала, потому что с ней было то же самое. Он между тем продолжал:
— Знаешь, я много чего передумал вчера, вспоминал своих родителей. Мой отец работал крановщиком, а мама — бухгалтером в одной маленькой фирме. Работа не слишком-то увлекательная, правда? Но каждый вечер за обедом они делились рассказами о том, что делали в течение дня, кого видели, о чем разговаривали, что нового и интересного слышали. — Марк вытащил одну руку из кармана и нервно взъерошил волосы. — Как я любил эти разговоры! Сейчас я думаю, что, возможно, они специально для меня их приукрашивали, но обед был моим любимым временем дня. Папа рассказывал какие-нибудь интересные, а порой и забавные случаи на стройплощадке, а мама делилась с нами своими новостями. — Он мгновение помолчал. — Теперь, через призму лет и с высоты своего возраста, я понимаю, что это значило: они не только любили друг друга, но и уважали и ту работу, которую выбрали.
