– Может, она кофе пролила на пододеяльник! Или сок вишневый! – зло фыркнул Хмелев, но уже набирал по другому телефону эксперта.
– Может быть, но она ни за что не стала бы стирать дорогой шелк в режиме кипячения. Есть предположения, что белье в стиральную машину загружал злоумышленник, он же и устанавливал режим, плохо разбираясь, какую ткань как надо стирать.
Он не стал говорить «убийца», сказал «злоумышленник». И Саша тут же оценила это, глянула благодарно.
– Ну! И зачем тебе тогда эксперт, если все улики к черту прокипятили?! – заорал Хмелев, успев уже приказать эксперту дуть на адрес Беликовых со всеми своими чемоданами.
– С самой стиральной машинки не снимались отпечатки, раз. И матрас кровати не был досконально исследован. Его вообще не смотрели. Это два.
Назаров вышел из ванной следом за Сашей, плотно прикрыл дверь. Телефон он прижимал к уху, Хмелев еще был на связи.
– Ну, а дочка пропавшей что говорит?
– Пока не говорили на эту тему, – коротко ответил Назаров, пообещал докладывать по ходу и отключился.
Через полчаса прибыл эксперт – потный, сердитый. В распахнутой до пупка рубахе и сдвинутой на затылок матерчатой фуражке, он минут десять раскладывал реактивы, потом с великим трудом натягивал на влажные от жары руки тесные латексные перчатки и все ворчал и ворчал. Что и работа эта собачья ему надоела. И что умников кругом полно и умниц, решивших, что он плохо сделал свою работу. И что вообще ему давно пора в отпуск.
– Ну, где тут я у вас что пропустил? – вооружившись и, как хирург, задрав кисти рук кверху, воскликнул эксперт, кажется, его звали Володей.
Назаров еще не всех знал по именам, мог и ошибаться.
– За мной прошу, пожалуйста.
Саша отвела его в ванную. Там они пробыли с полчаса. Потом еще минут двадцать в спальне. Саша сорвала с материной кровати покрывало, убрала чистое белье.
– Погодите! – остановил их Назаров и глянул дружелюбно на Володю-эксперта. Оказалось, его звали именно так. – Пуговки на пододеяльнике и наволочках проверь, Володь. Мало ли что…
Всего оказалось так много, что они не знали, радоваться им или горевать!
Отпечатки чужие были. На пуговицах чистого постельного белья, которым была застелена кровать пропавшей Аллы Геннадьевны Беликовой. И это были не ее пальцы и не Сашины. Образцы ее и Сашиных отпечатков имелись. Схожий чужой отпечаток обнаружился и на сенсорной панели стиральной машины, и на ее ручке.
– Пока не могу утверждать, что эти отпечатки принадлежат одному и тому же лицу, но… – Володя пожевал бледными губами, аккуратно складывая пробирки, щеточки и прочий свой экспертный реквизит в чемоданы. – Но предварительно, капитан, да! Мой ответ – да!
– А пятна на матрасе кровати? – тихо спросил он, чтобы Саша не слышала.
– Предположительно органического происхождения, – уклончиво ответил эксперт.
– Если так, можно установить ДНК?
– Если так, то да. Но не сегодня и не завтра! – гневно предостерег его эксперт. – У меня не лаборатория будущего, которые в сериалах показывают! Мне все придется отправлять в область!
– Это может быть спермой, Володь? – еще тише спросил Назаров у эксперта, затрусившего с чемоданами к выходу.
– Возможно, капитан. Пот таких пятен не оставляет. – Володя-эксперт кивнул. – Бывай, капитан. И это… Чтобы нам всех мужиков города не проверять, уж дочку-то расспроси, что за хахали ее мамку ублажали…
Машину Горелова он нашел на стоянке возле рынка – подержанный, но приличный с виду внедорожник с блатными номерами из трех троек.
Сразу из дома Саши Беликовой поехал туда. Потому что она сказала, что он там пасется постоянно. Подвозит пожилых женщин с покупками до дома. Ее мать тоже подвозил. Но в дом не заходил ни разу.
– Может, ты чего-то не знала, Саш? – настаивал он, помня про пятна органического происхождения на кровати.
– Чего я могла не знать?! – изумленно вскидывала она брови. – У нас дома никого, кроме Вадика Илюхина, не бывало! И он здесь штаны просиживал из-за меня. Усов заходил пару раз от силы! А дядя Степа… Он после смерти отца ни разу порога нашего дома не переступил…
Это утверждение Назарову совсем не нравилось. Оно шло вразрез с его убежденностью в том, что Горелов причастен! Причастен к исчезновению сразу трех людей. И к тому, что погибла в дорожной аварии Надя Головкова, причастен тоже.
Без него в этих загадочных происшествиях точно не обошлось.
– Ты могла не знать, – проворчал он, когда она пошла провожать его до калитки. – Ты целый день на работе.
– Ага, конечно! – фыркнула она невесело. – Я на работе, а мама в это время пускается во все тяжкие! А к вечеру, к моему возвращению, она снова принимает облик пожилой вдовы. Брось, Сережа. Дядя Степа не тот человек, который станет… Нет! Да и мама… Она сильно постарела за последние годы.
Разговор ее тяготил, и он не стал развивать его. Простился и уехал на рынок. Припарковал свою машину так, чтобы не дать возможности Горелову смыться.
И пошел его искать. И нашел.
Горелов терся возле овощных рядов. А точнее, возле конкретного прилавка, за которым хлопотала симпатичная продавщица. Высокая, черноволосая, черноглазая, с надменной улыбкой и высокой грудью, обтянутой яркой трикотажной кофтой. Женщина ловко раскладывала помидоры пирамидкой, брызгала на них водой из бутылки и без конца шикала на кого-то под прилавком. Горелов скалил зубы в улыбке, которая показалась Назарову заискивающей даже с расстояния в тридцать метров. Женщина на него если и посматривала, то без особого интереса.
– Здрасте, Степан Сергеевич, – незаметно зашел со спины Назаров. – Помидоры покупаем? Почем?
Спина старого ловеласа дернулась, будто по ней прошлись кнутом. Он резко обернулся. Крепкая грудная клетка под распахнутой почти до пупка рубахой нервно заходила.
– Капита-а-ан… – протянул он и хищно оскалился. – Снова ты?!
– Угу, – кивнул Назаров, подхватил пару помидоров с самого верха, уложил на весы. Улыбнулся женщине: – Сколько?
– А сколько не жалко? – с вызовом улыбнулась она, обнажая великолепные зубы. Снова толкнула кого-то коленом под прилавком и шикнула: – Сиди, горе ты мое!
– Так сколько с меня?
Назаров полез за деньгами в тонкий бумажник, спрятанный в заднем кармане джинсов. Он нарочно долго копался в бумажнике, хотя там ничего, кроме трех купюр по пятьсот рублей, не было.
Ему сделалось вдруг интересно, кого женщина там пинает? Кошку? Собаку? И чуть покупку не выронил, когда из-под прилавка показалась сначала белокурая мужская голова, а потом вылезли широченные плечи.
– Дай денежку, осьминог проклятый! – вдруг завопил во все горло симпатичный голубоглазый парень, вставая во весь рост и становясь выше женщины почти на голову. И еще раз и еще: – Дай денежку, осьминог проклятый! Дай денежку, осьминог проклятый!
