мне надо проверять работы, – он положил увесистую пачку исписанных листов. – Мне надоело лицезреть вас под дверью каждый вечер.
– Извините меня за тот случай, мне стало очень обидно, что вы при всех меня унизили.
– Надин, вы были не правы, и вам следовало извиниться. Ошибки надо уметь признавать, хотя порой это очень больно.
– А вы признаёте?
– Да. Например, вы – это ошибка, мои желания, которые взяли надо мной верх, мой дурной характер.
– Я не ошибка, просто нам сложно притереться друг к другу, – она подошла к его столу. – Профессор, меня тянет к вам, вы мне нравитесь, я хочу просыпаться с вами, слушать вас, учиться у вас.
– Миховски, опомнитесь. Я сказал «нет»! – он сверлил её взглядом.
– Профессор, когда вы кричите, я ещё больше хочу вас… – она взяла его руку, положила себе на бедро и повела её выше и выше, расставляя ноги.
Мужские желания мгновенно всколыхнулись, отреагировав на эту пошлость.
– Возьми меня, – прошептала Надин.
Сайвер сглотнул. Она была горячая и влажная, его пальцы скользнули внутрь вопреки его разуму. Она начала тяжело дышать.
– Ты же тоже хочешь меня, – она почти насаживалась на его пальцы, а потом потянула его руку ко рту и облизала.
Сайвер одарил её взглядом голодного зверя:
– Не буду отрицать!
Он резко встал, отпихнув стул. Давно он не чувствовал такой пожирающей похоти, никогда его не соблазняли так откровенно. Он нагнул её, задрал ей ногу, прижав животом к столу. Лязгнула пряжка ремня, и Сайвер взял девушку сзади. По-животному, грубо, быстро, даже не раздеваясь. Надин сдавленно стонала, вцепившись в край столешницы, кусая собственные губы в такт его резким движениям. Оргазм неминуемо приближался – это была огненная лавина, которая разливалась по всему телу.
Он не думал об осторожности и не сдерживался. Всё закончилось довольно быстро. Сайвер застегнул ширинку и процедил:
– Мне всё это отвратительно – вы, мои желанья и то, что между нами происходит. Безумие какое-то!
Надин вытерла салфеткой, которая лежала на столе у профессора, последствия соития и одёрнула юбку. Она видела подобное в каком-то фильме. На животе растянулась алая полоска от края столешницы.
– Это самое дно, Надин. Ниже вам, да и мне, опускаться некуда, – её запах остался на его руке, и Сайвера замутило. – Уходите, – в голосе сквозила боль. – Да, и выпейте какую-нибудь таблетку, – что там женщины делают в подобных случаях? – он брезгливо взглянул на скомканную бумажку. – Это всё.
Его «всё» прозвучало фатально и безвозвратно. Что-то изменилось в Маерсе. Надя вдруг осознала, что примирение невозможно, это действительно тупик. Она заикнулась что-то ещё сказать, но профессор отрицательно покачал головой – он не хотел больше ничего слушать.
Она прорыдала в ванной почти до утра, но бессонная ночь была не только у неё. Маерс мысленно ругал себя за своё недопустимое поведение, похоть, жесткость, неумение обуздывать желания. В его сердце неожиданно поселилась жалость – вдруг возникшее чувство было так давно задвинуто в дальний угол души, что теперь он не понимал – нравится оно ему или нет…
В пять утра, когда телефон Миховски завибрировал, она ещё не спала.
– Моё поведение было недостойным. Я поступил как последняя свинья. Извините меня, Надин, – он не стал слушать её ответ и сбросил вызов.
Девушка инстинктивно прижала телефон к груди и разрыдалась ещё сильнее. Трясущими руками она набрала сообщение:
«На самом деле, это я вывела вас из себя. Я вела себя вульгарно, докучала вам. Спасибо за всё». Она искренне улыбнулась, словно камень свалился с души.
За эту ночь Сайвер передумал многое. Он не понимал, откуда берётся та звериная страсть, которая поглощает его, когда она предлагает секс, почему его тело мгновенно реагирует на её прикосновения… В какой момент он поменялся с женщиной ролями, и теперь она его добивается, а он снисходит? Такое положение дел его не устраивало. Он привык всё контролировать.
С Ирен всё было по-другому. Безусловно, в молодости многое получается легче и проще. У них складывались удивительно гармоничные отношения: они всё делали вместе – читали, гуляли, жили, ловили малейшую возможность побыть вдвоём. Сайвер учился в Гарварде, а Ирен в Массачусетском колледже искусств и дизайна. На летние каникулы Ирен перебиралась в его дом в пригороде Лондона, а во время учёбы они арендовали небольшую квартиру в красном доме на углу Камберленд стрит и Паблик Элли-404.
Пара почти не ругалась, иногда они до исступления могли спорить о чём-нибудь, а после страстно заниматься сексом, понимая, что на самом деле их спор – чепуха. Для Сайвера это были самые счастливые годы. А потом, буквально за один вечер, его волшебный мир рухнул, идиллия разрушилась. Она предала…
Сайвер насильно прервал поток воспоминаний, хлопнув себя по щеке ладонью. За двадцать лет боль и горечь прошли, осталась щемящая душу тоска. И пустота. Он научился с ними жить, работать, встречаться с другими женщинами… Когда появилась Кэтрин, то на какое-то время ему показалось, что у неё получится занять место в его сердце. Но и она предала.
Семь утра. Ложиться на полчаса было бессмысленно, и Сайвер пошёл в душ. Стоя под горячими струями, он невольно задумался о последствиях сегодняшнего безумия. Столь неосторожным он был дважды: несколько часов назад и в одну из ночей, когда Надин приезжала к нему после каникул. Тогда ему было слишком хорошо, чтобы думать о возможных последствиях.
Он не предполагал, что его извинения дадут Надин очередную надежду. Он никак не мог донести до неё, что чувства жалости и физического влечения недостаточно для серьёзных отношений, а секс-марафон пора заканчивать.
Надин была повсюду: на лекциях, факультативах, в студенческом театре; она постоянно попадалась ему на глаза. Сайвер уже сам не понимал, где студентка, а где женщина, которая его добивается.
– Доброе утро, профессор! – она настигла его по пути из столовой в библиотеку.
– Что же вас на пару с мисс Перкинс так веселило сегодня во время завтрака? – Сайвер считал Мэри глуповатой и нерасторопной.
– Мы обсуждали волосатые пальцы на ногах, – Надин не удержалась от остроты и неожиданно хрюкнула, то ли от счастья, что он заговорил с ней, то ли…
– Не порите чушь, Миховски! – вернул её на землю Маерс. – Юмор у вас примитивней, чем садовые грабли.
– А ещё в моём рассказе Мэри особенно поразило то, что во время оргазма вы шепчете монолог Гамлета.
– Мисс Миховски, я смотрю, вы выучили новое слово – «оргазм»? Рад, что хоть чему-то вас научил. А если серьезно, то мне надоело, что вы постоянно со
