— Есть. Мне нужны данные этой пациентки.
— Ничем не могу помочь. Дело в том, что Николай Дмитриевич сам лично изъял все документы, связанные с этой операцией. Может быть, они хранились у него дома? Правда, это всего лишь мое предположение…
— Зачем он это сделал?
— Мы боялись, что она подаст на нас в суд. Могло быть и такое.
— Но этого не случилось.
— Не случилось, — подтвердила Лазарева. — И слава богу!
— Как же мне найти эту девушку?
— Вы думаете, это она убила Николая Дмитриевича?
— Я ничего не думаю, я веду расследование. И в мою задачу входит собрать все факты и улики, имеющие отношение к следствию. Как ее зовут, вы не помните?
Лазарева покачала головой.
— Нет. Такая темноволосая. Молодая. Среднего роста. Не толстая и не худая. Вот и все, что я могу сказать о ней.
— Н-да… А Юлия Константиновна может помочь мне?
— Не знаю.
— Она у себя? В приемной?
— Да.
— Ну, если вы мне больше ничего не можете сказать о той пациентке, тогда я хотел бы поговорить с Юлией Константиновной.
Когда Губарев уже встал, Лазарева спросила его:
— Откуда вы узнали об этой истории?
— От Беликова.
— От Беликова? Где он сейчас? Неужели по-прежнему работает хирургом?
— Работает. Но не хирургом. А помощником администратора. У Крутикова. Вам знакома эта фамилия?
— Ес-тест-вен-но! Это же сволочь натуральная! При каждом удобном случае ставил подножки Николаю Дмитриевичу. Ненавидел его люто. Потому что завидовал. У Лактионова клиентура была круче. Известности — больше. Вот Крутиков и задыхался от зависти. Немудрено, что он приютил Беликова. Наверное, рассказывает всем, что Лактионов сделал халтурную операцию, а все свалил на Беликова. Да еще выгнал несчастного, ни в чем не повинного человека. Правда? Ведь все было именно так?
— Не отрицаю.
Ирина Владимировна кратко рассмеялась:
— Ход его мыслей известен. Побольше нагадить. Я еще удивляюсь, как он клинику свою открыл… Наверное, заместитель талантлив. И все вывозит на себе. Один бы Крутиков точно не справился. Дуб дубом! Простите, я все время срываюсь. Просто очень устала.
— Ладно, не буду вас больше задерживать. Может быть, у Юлии Константиновны мне повезет больше, — сказал майор.
Юлия Константиновна разговаривала по телефону. Она поздоровалась с Губаревым и кивком головы указала ему на диван для посетителей. Больше всего на свете майору хотелось размазать эту заносчивую соплюшку по стенке. Но это была нелегкая задача!
Освободившись, Юлия Константиновна встала из-за секретарской стойки и спросила:
— Чай, кофе?
— Ни того ни другого, — пробурчал Губарев. — Идите сюда. Мне надо с вами поговорить.
Она подошла и, взяв стул, стоявший у стенки, села рядом. Сегодня на ней был серый костюм. Юбка и жакет. И ослепительно белая блузка.
— Вы знали о неудачной операции, которую сделал Лактионов в этом году в конце мая?
— Да, знала.
— Почему же вы мне ничего не сказали? — рассердился Губарев. — Я еще в первый раз, когда с вами беседовал, спросил: «Были ли у Лактионова провалы в работе, неудачные операции?» А вы мне ответили: он — гений. Талант!
— Корпоративная солидарность, — лаконично ответила секретарь.
— Ах, корпоративная солидарность! Вы знаете, что я могу вас подвести под статью о сокрытии от следствия важных улик? Что вы со мной в молчанку-то играете?
Его гневный выпад Юлия Константиновна попросту проигнорировала.
— Мне нужны данные этой пациентки, — заявил майор.
— Их нет.
— Почему? — Губарев чувствовал, как в нем закипает глухое раздражение.
— Николай Дмитриевич их уничтожил.
— Уничтожил или изъял?
— В фирме их нет.
— И что мне теперь делать? — задал вопрос Губарев. — Как выглядела эта девушка? Вы ее помните?
— Помню. Она пыталась ворваться в кабинет Николая Дмитриевича. Я ее не пустила. Она порвала мне рукав блузки. И мне пришлось применить прием карате, чтобы ее утихомирить. А потом вызвать охранника. Девушка была темноволосой… рост, пожалуй, средний, глаза — серые.
— Как же вы цвет глаз запомнили?
— Человека, который осмелился порвать мне блузку, я запомню хорошо. На всю жизнь.
— А фамилию? Может, вы и фамилию запомнили?
— Может быть, — загадочно сказала секретарша.
— И какая у нее фамилия? — встрепенулся майор.
— Она может всплыть в самый неожиданный момент. Я изучаю мнемонику. Науку о памяти. Чтобы что-то лучше запомнить, надо пользоваться методом ассоциативного мышления.
Для майора все это было несколько туманно и сложновато.
— И вы им воспользовались?
— Мне же не нужно было запоминать ее фамилию. Но я могла в тот момент что-то печатать на компьютере или читать бумаги. И какая-то строчка или название могли прочно «приклеиться» к имени и фамилии девушки, которую вы разыскиваете.
— Ну?
— Вопрос только за тем, как снова наткнуться на тот текст или строчку.
— Ясно, — разочарованно протянул майор. — Это все написано вилами на воде.
Он почувствовал невольное раздражение, и ему захотелось поддеть секретаршу.
— Юлия Константиновна, откуда у вас деньги на джип? Зарплаты секретаря вряд ли хватило бы на такую машину?
— Отец помогает.
— И кем же он у вас работает?
— По коммерческой части.
— А где конкретно?
— В закрытой нефтяной корпорации.
«Я даже не буду пытать, где, чтобы не вспугнуть тебя, — злорадно подумал Губарев. — Я перепроверю твои слова. Если наврала — берегись! Живого места не оставлю».
Зазвонил телефон.
— Извините, — бросила ему секретарша и поднялась со стула. Она продефилировала к секретарской стойке и, изящно перегнувшись через нее, сняла телефонную трубку. — Алло! — раздался ее звонкий голос. — Добрый день! Вы позвонили в клинику «Ваш шанс», и мы рады выслушать вас…
Губарев поднялся со стула и размашистыми шагами прошествовал к выходу. Он был твердо намерен нокаутировать Юлию Константиновну и не откладывать это дело в долгий ящик. Надо было еще позвонить Лактионовой и спросить: знала ли она о неудачной операции своего мужа? Не может быть, чтобы он не поделился с ней своим промахом. Если бы возникла огласка, то неизвестно, чем могло кончиться это дело. Не случайно какое-то время все в клинике тряслись, что пациентка подаст в суд. Она могла бы это сделать. Но почему-то не захотела… Почему?
С работы Губарев позвонил Дине Александровне. Она была дома.
— Губарев, — кратко представился майор. — Почему вы мне ничего не рассказали об операции, которую ваш муж сделал одной девушке в конце мая этого года? И в результате которой ее состояние резко ухудшилось? Она еще несколько раз потом приходила в клинику. Я вас спрашивал: были ли у Николая Дмитриевича неудачные операции, а вы мне ничего не сказали.
