— Машину надо забрать, Олег Петрович, — серьезно сказал Гена. — Хорошо бы сегодня.
— Значит, заберешь сегодня.
Вдалеке засверкало синим и красным, многократно усиленный динамиком голос сердито закричал что-то, машины стали одна за одной двигаться вправо, будто сметаемые невидимой волной, и навстречу им пролетел милицейский патруль, а потом еще один.
В машине стало тихо. Федор исподтишка проводил патрульных глазами.
— Пацаны по нашу душу поехали, — сообщил Гена безмятежно. — Только там уж нет никого! Одни гильзы в кустах. Ну, да гильзы сейчас искать никто не станет! Темно, холодно, какие гильзы!..
На это никто ничего не ответил. Гена докурил сигарету, закрыл окно, перехватил руль поудобнее, словно приготовляясь наконец-то ехать, и осведомился куда.
— Домой, — решил Олег Петрович. — А потом Викторию отвезешь.
— Только я сначала кофе попью, — сообщила та. — И съем чего-нибудь. Потом вы мне все расскажете, и я уеду.
Гена взглянул на нее, фыркнул и покрутил головой, а Олег Петрович опять промолчал.
— А сумка? — хриплым преступным голосом спросил Федор. — Сумка с коллекцией там осталась?
— Ты чего, парень? — обиделся Гена Березин. — Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! Вот она, сумка, у Олега Петровича в ногах.
— Ты из-за сумки не волнуйся, — посоветовал Олег. — Лучше сиди, придумывай, как ты будешь объясняться! И чем правдоподобнее придумаешь, тем для тебя лучше.
— Олег, что ты к нему привязался! И там привязывался, и здесь продолжаешь?!
Гена коротко хохотнул и посмотрел на Олега Петровича, а потом на барышню в зеркале заднего вида.
— Вы молодец, — похвалил он. — В панику не вдарились! Вели себя, как настоящий мужчина.
—Я никакой не мужчина, — сказала Виктория обиженно, потом подумала и решила, что обижаться сейчас на них не стоит. Она обидится, Олег пошлет ее домой, и она ничего не узнает! А ей так любопытно! Так интересно!
Как будто она вдруг утром проснулась, и оказалось, что впереди не самый обычный серый день — институт, дом, массаж, маникюр, загар, бассейн, «Синема Чиз» с ребятами, боулинг и спать, — а самое что ни на есть настоящее приключение!
Приключение!..
Ей было очень жалко старика. Как он лежал, бедный, скрючившись, подтянув к животу худые колени, откинув руку в старческих синих венах. И самое главное, что еще утром он был жив и здоров, болтал по телефону, приседал и извивался худой спиной, а она так на него злилась за то, что он не достал кресла!
Если бы она только знала, что вечером его уже не будет, ни за что не стала бы злиться! Мама всегда говорила, что ссориться — это последнее дело, вдруг потом не успеешь помириться! А Виктория никогда не понимала: как это можно не успеть помириться?! Ну, вот просто приходишь и миришься, да и дело с концом! А оказалось, что запросто можно не успеть! И кому он так уж помешал, этот вздорный старик с его рухлядью, буфетами и любовью к крепким немецким словечкам?!
А еще этот парень!
Она покосилась на парня. Какой-то он странный, нервный и одет как бомж, но очень симпатичный. Просто удивительно. И не гомик вроде, хотя такие карие глаза, такие ресницы, и кожа смуглая, ровная, никаких прыщей, рытвин и впадин, как вон у Макарки! Тот, конечно, великий поэт и будущая знаменитость, и вообще сын своего отца, а в наше время именно это самое главное в кавалере, но без слез на него не взглянешь! Да и без «травы» ни дня не может, а этот, сразу видно, не балдежник, «дурью» не пробавляется, сейчас таких днем с огнем не сыщешь! Особенно в тех местах, где имела обыкновение бывать Виктория. Олег Петрович на его фоне выглядел совсем уж как-то блекло, может, и вправду он для нее староват?
Федор, почувствовав ее взгляд, поднял на нее глаза, и она не отвела свои. Это она умела! В этом ей не было равных!
Ну что? Хочешь посмотреть? Давай, смотри!..
Конечно, он дрогнул первым, воровски застрелял глазками по сторонам, а потом уставился в спинку переднего кресла.
Ага, ага, вот, значит, как!.. Значит, все у нас хорошо, перспективы есть, нужно только поиграть подольше. Впрочем, это успеется!
И потом, он сам сказал, что украл из музея какие-то штуки, а это так чертовски романтично! Виктория никогда не знала людей, которые бы работали в музеях, — кроме директора Лувра, с которым отец дружил, но он не был похож на музейного работника. И никогда не имела дела с теми, кто что-то из музеев крадет! А фильмец этот, где в Лувре кто-то кого-то укокошил, кажется, из религиозных соображений, и потом тот, которого играет Том Хэнке, стал искать какой-то постскриптум или манускрипт, ей очень даже понравился! Скучноват, конечно, но ничего, смотреть можно, и главный герой там такой романтичный! Кажется, даже немного похож на Федора! Вот интересно узнать: что именно он украл из музея и зачем?! Впрочем, все это удастся выяснить, только если она не будет раздражать Олега, а иначе он заставит свою гориллу отвезти ее к папе, а тому ни о чем таком не расскажешь! Папа моментально приставит к ней трех охранников, отберет «ТТ», выдаст из собственных запасов какой-нибудь жуткий лимузинище, и тогда вообще пиши пропало! Даже к Макарке больше не отпустит!
Ах, как жалко старика!
Виктория даже поежилась и моментально позабыла о Федоре.
Как несправедливо, как неправильно все устроено! Смерть должна приходить строго по графику и предупреждать заранее, а так, ни с того ни с сего — как хотите, это свинство!..
Машина между тем свернула со Сретенки в какой-то богатый странный переулок, где дореволюционные особнячки перемежались с только что отстроенными, но точно такими же. В переулке было тихо и сонно, как будто здесь загород, а не Москва, и заканчивался он будкой со шлагбаумом. Машина, не сбавляя скорости, надвигалась на шлагбаум, и он стал сам собой подниматься, а за ним открылся чистенький дворик с круговым движением, и расчищенными сугробами, и — чуть подальше — съездом в подземный гараж.
Из будки вышел человек в форме и издалека поклонился машине Олега Петровича.
Федор Башилов вдруг занервничал еще больше. Он никогда не был в таких местах и вообще не знал о том, что они существуют. Роскошь и благолепие, виденное в кино, не шли ни в какое сравнение с этой чистотой и покоем — в самом центре Москвы! — и с человеком, который поклонился машине!
Гена въехал прямо под портик, остановил «Мейбах» перед освещенным подъездом и объявил, что они приехали.
— Только я сразу домой не поеду, — тревожно сказала Виктория. — Олег, ты даже не начинай! Я устала и есть хочу, и мне нужно… нужно…
Она не знала, что бы ей такое придумать. Сказать «в туалет» при Федоре она решительно не могла, а все остальное никак не сойдет за уважительную причину!
