и так утащились так далеко. Непонятно, зачем…
— Дима, наоборот! — смеясь, шепнула она.
— Дима? — Странное ощущение от голоса. Опасное.
Жизнь и должна быть опасной… А Динке нравились опасные мужчины. Зорка говорила, что это глупо, а сестра смеялась…
— А разве ты — не Дима? — У Димы — синие глаза. Как Зорка могла забыть? Динка точно это писала. «Как небо» и что-то такое… — У тебя же глаза…
— И у тебя — глаза. — Смеется он или нет? Губы — да, а вот те самые глаза… — Здесь у каждого есть глаза. Ни одного слепого или циклопа.
— Циклопы — это в Риме? — попыталась вспомнить Зорка.
— Это в племени тоскаледо родовой группы апачи.
Как смешно!
Целует ее. И не понимает. Ну и пусть. Всё равно он — Дима…
Кто-то замер в дверях. Любуется. Может, потом согласится присоединиться?
Зорка рассмеялась:
— Погоди, я же сказала — наоборот. Ты не понял? Сейчас покажу…
Сообразил. Перевернулся наконец на спину, позволил ей усесться сверху.
А в дверях — Макс. И ему нравится смотреть. Потому что — красиво. Зорка устроилась поизящнее и улыбнулась пошире. Пособлазнительнее…
3
С моста можно не только красиво нырнуть ласточкой. Еще и врезаться во что-нибудь. Там были сваи… подземные сваи прежнего моста. Гнилые насквозь… но крепче любой головы.
Столько народу ныряло — и ничего, а тот парень пять лет назад разбился насмерть…
Как и Зорка. И теперь ее труп просто без сил лежит на груди Димы… или не Димы. И сил подниматься нет. Тяжело. Больно.
Яснеет в глазах. Макс уже ушел. Ему надоело смотреть — ведь вышло не так интересно, как он думал.
Теперь здесь только она и Дима. Нет, не Дима. Его зовут иначе. Майк. Тот самый. Тезка Михи.
Зорка была права. Все люди — одинаковы. И уж точно — все мужчины.
И она была права, что прежде не пробовала. И впредь — не стоит. Ничего хорошего или хоть стоящего.
— Я же говорил… — улыбнулся Майк. Натянуто.
Девушка промолчала. Лишний раз смотреть на… партнера желания нет. Нужно выпить новую чудо-таблетку. Прямо сейчас. Иначе будет очень плохо… Почему-то. Хуже, чем до прихода сюда.
Да и что говорят в таких случаях? Спасибо за чудесную ночь? Чудесной она не была. Спасибо, если свалишь отсюда и больше не появишься?
Для этого надо встать, а сил — нет.
И пусть этот… кто бы он ни был, уберет руку с ее волос. И со всего остального. И без него паршиво!
Кстати, таблетки счастья — не у него. Может, полегчает?
— Макс! — приподнялась Зорка. — Жанна!
Что они там всё еще делают? Бенгальский огонь давно погас, конфетти свалилось мятой пылью. Свалялось.
— А, чего? — сунул нос Макс. В обнимку с новой подружкой.
Зорка чуть не скривилась.
— У тебя есть? — требовательно прищурилась она.
— Обижаешь, подруга, — ухмыльнулся тот. — У меня есть всё. Майк, тебе дать?
Не нужно. Не заслужил.
— Давай, — небрежно кивнул он.
Мир поплыл розовыми красками. Взвихрился новым узором. Еще незнакомым. Расправляются мятые конфетти, отряхивают крылья цветные бабочки. Вот-вот… всё будет…
А почему — будет? Сейчас тоже не так уж плохо…
Главное — не пропустить момент, когда волшебство начнет исчезать. Выветриваться. Таять и сваливаться.
Не пропустить — и просто вновь позвать волшебника Макса.
Кстати, где он? Куда опять делся? Почему вечно уходит не вовремя?
Опять здесь только Майк. Тезка Михи.
— Сменим роли? — предложил он.
А потолок здесь серый… Побелить пора! Тут не только конфетти почудятся. Еще и черти хоровод поведут…
— Ты ведь мне так и не дала толком тебя поцеловать…
А зачем? Жанна с Ромиком тогда не целовались, но смотрелись красиво…
Так стоит ли?
Наверное, да.
Да…
А потолок — весь в звездах. Как Млечный Путь. Смешно…
1
На катке трещит еще хрупкая ледяная корка, но нужно упорно ползти вперед. Туда, где лежа распластался Женька. Ее братишка, что еще жив и пока не провалился. И храбрится из последних сил. Даже улыбаться пытается. Синими от ужаса губами.
— Держись!..
— Зорина, назад! Мы сами его вытащим!
Не обращать внимания на крики с берега! Потому что крикуны — врут. Взрослые всегда врут.
— Зорка!..
Ни за какой помощью они не посылали. Просто хотят ей наврать — чтобы спасти хоть кого-то. А Зорке не надо — кого-то. Ей брата надо!
А сюда они не полезут. Время будет упущено. Взрослые — тяжелее. И… боятся за свои шкуры! Привыкли к ним — за целых-то тридцать, сорок или пятьдесят лет.
Вернись Зорка сейчас — и уже не успеет, даже если потом повернет назад. И они это знают. На то и рассчитывают. Гады!
— Зорка! — это мама. — Назад! Назад! Назад, я кому сказала… дрянная девчонка! Эгоистка!
— А ты попробуй… утащи! — оскалилась Зорка.
Сейчас мама схватится за сердце, но злобная дочь не увидит. Потому что не обернется.
Лед треснул совсем рядом, девочка замерла. Распласталась не хуже Женьки. Вжалась в ломкий наст. Полцарства — чтобы весить, как мелкий братишка.
Нет. Чтоб стать пушинкой!
Успокаивается. Больше не трещит. Можно дальше…
— Зорина!..
— Идите… к черту!
Если хоть ему нужны!..
… - Вставай!
Больно же — так трясти!
— Женька, офигел? — отмахнулась Зорка.
— То Дима, то Женька… Вставай, спящая красавица!
Суровая действительность. В лице Майка. Зачем-то тянет Зорку за руку. Куда-то. В соседнюю комнату? Нет, на кухню. На фига? Зорка не хочет чаю. Как и кофе. Вот таблетку бы…
И запить. Вчера в бутылках плескалось что-то такое вкусное, сладкое…
Где Макс, когда он так нужен?
И так хочется спать! Где музыка? Почему народ вокруг такой квелый? Кто-то еще любит друг друга или безголосо поет, но тоже — без куража. А большинство вповалку спят. Кто — на грязных матрацах, а кому не хватило — на полу. Еще грязнее.
— Вставай и одевайся.
Девушка послушно натянула джинсы, водолазку. Зачем-то. Кстати, а чего это он вдруг раскомандовался?
И откуда под рукой взялась ее одежда? В этой комнате? Они что, так отсюда и не выходили? Зорка-то точно. А тряпки сами сюда прибежать не могли.
— Одевайся до конца. Мы уходим.
Зачем? Здесь так весело… и так охота проспать еще часов десять. А потом принять чудо-таблетку…
— Иди сюда! — На замызганную кухню Зорку приволокли, не больно спрашивая. Через общий зал, мимо груды тел вповалку. Мимо покосившейся двери и обоев клочьями.
Ладно хоть не за ухо. Позвать бы на помощь… да кто из этих встанет?
— Ты ч-чего? Что
