Воображение девушки уносило ее все дальше в новый счастливый мир. Вдруг до нее донесся звук выстрела, отдаленные крики. Из темноты приближался топот множества ног — по дороге бежали люди. Мэри выглянула в окно, она услышала испуганный возглас возницы, лошадь встала посреди дороги и не двигалась с места. Дорога шла в гору, петляя на склоне холма, впереди виднелись трубы таверны «Ямайка». Навстречу им бежала толпа людей, впереди огромными прыжками скакал человек с фонарем, который подпрыгивал вверх при каждом скачке. Еще один выстрел, возница согнулся и упал с козел. Лошадь взвилась на дыбы и понесла в канаву. Карета закачалась на рессорах и остановилась. Кто-то выругался, другой загоготал, раздались крики и свист.
В карету просунулось красное лицо, копна черных волос, бычьи глаза; белые зубы сверкали в свете фонаря, осветившего внутренность экипажа. Другая рука сжимала ружье. Руки были красивой формы, длинные ловкие пальцы не вязались с грязными обломанными ногтями.
Джоз Мерлин улыбался дьявольской улыбкой обезумевшего от зелья и азарта погони зверя; дуло ружья упиралось в горле Мэри. Вдруг он захохотал, опустил ружье, рванул дверцу, вытащил девушку за руки и поставил рядом с собой на землю, подняв фонарь над головой, чтобы все могли разглядеть ее. Их было десять или двенадцать человек, все ободранные и грязные, половина — пьяны, как и их предводитель. Они дико вращали глазами по сторонам, у некоторых были винтовки, вооружение других состояло из битых бутылок, Ножей или булыжников. Харри, жестянщик, стоял рядом с лошадью, кучер лежал на дороге недвижимо.
Джоз Мерлин осветил лицо Мэри фонарем, и когда они увидели, кто это, раздался взрыв дикого хохота, жестянщик заложил два пальца в рот и издал пронзительный свист. Хозяин согнулся в насмешливом поклоне, схватил ее волосы, намотал их на руку, как веревку, нюхая по-собачьи воздух.
— Так это ты? — прохрипел он. — Ты решила вернуться, поджав хвост, шлюха.
Мэри молчала. Она смотрела на тех, кто стоял перед ней, они тупо уставились на нее, скабрезничая, ухмыляясь и потешаясь над ее мокрым платьем, хватая ее за юбку, корсаж.
— Ты оглохла, что ли? — заорал дядюшка и ударил наотмашь ее по лицу.
Она вскрикнула и отпрянула, но он, схватив за запястье, скрутил ей руку за спиной. Крик боли вызвал веселый смех пьяниц.
— Тебя можно заставить слушаться, если сначала убить, тогда ты присмиреешь. Думаешь, я позволю тебе стоять так с твоей обезьяньей рожей и наглыми зенками? И что значит эта нанятая карета, и распущенные волосы, и этот наряд — ночью на дороге? Ты просто обычная потаскуха, вот кто ты!
Он дернул за запястье опять, девушка упала.
— Пустите меня, — кричала Мэри. — Вы не имеете права кричать на меня и бить, даже говорить со мной. Вы проклятый убийца и вор, это всем известно. Весь Корнуолл знает это. Ваше царство кончилось, дядя Джоз. Я ездила в Лонсестон и донесла на вас.
Ропот прошел среди бродяг; они пошли на нее стеной, выкрикивая вопросы, но хозяин жестом отодвинул их назад.
— Стойте на месте, идиоты! Не видите, что ли, что она врет, спасает свою шкуру? — гремел он. — Что она может донести, она ничего не знает! Она не ходила в Лонсестон, посмотрите на ее ноги, она путалась с кем-то на дороге, и он отправил ее назад в карете, когда она ему надоела. Вставай, или хочешь, чтобы я вытер тебе нос о камни?
Он потянул ее за руку и поставил рядом с собой. Подняв палец вверх, он показал на небо. Низко плыли тучи, начинали появляться звезды.
— Слушайте, что я скажу, — вопил он. — Дождь идет на запад, ветер еще продержится, пока мы разберемся здесь. До восхода еще шесть часов. Нечего терять время. Восход будет серым и темным, нужно успеть. Садись на козлы, Харри; в карету поместится человек шесть. Приведите-ка лошадь с телегой из конюшни, она стоит без дела уже неделю. Пошевеливайтесь, пьяные рожи! Или вам надоело держать в руках золотые монеты? Я лежал на спине семь чертовских дней, соскучился по берегу. Кто поедет со мной через Кеймфорд?
Раздался дружный крик, руки взлетали вверх. Какой-то парень стал напевать, размахивая над головой пустой бутылкой, переваливаясь с пяток на носки, пока не свалился лицом в лужу и так остался лежать там. Жестянщик пнул его ногой, реакции не последовало; он схватил вожжи и погнал лошадь в гору, издавая ругательства, то и дело опуская кнут на спину животного. Колеса проехали по парню в канаве, тот задрыгал ногами, как раненый заяц, зашевелился, вопя от ужаса и боли, потом затих.
Оставшиеся побежали за каретой, выбивая дробь башмаками по мокрой дороге. Джоз Мерлин возвышался рядом с племянницей, смотря на нее сверху вниз, пьяно улыбаясь; затем рывком поднял ее на руки и потащил к карете. Жестянщик притормозил. Швырнув ее на сиденье, он крикнул жестянщику, приказав гнать галопом в гору.
Его приказ был услышан бежавшими, некоторые вскочили на подножки и уставились в окно, часть взобралась на сиденье рядом с кучером. Они дубасили лошадь палками и камнями. Бедное животное дрожало, обливалось потом от испуга, летело в гору галопом, таща за собой кучу потерявших рассудок бродяг.
Окна таверны «Ямайка» были ярко освещены, двери распахнуты, ставни открыты, дом жил полной жизнью. Хозяин закрыл рот Мэри рукой и прижал к стенке кареты.
— Так ты хочешь донести на меня?! Ты хочешь выдать меня властям, чтобы дядю Джоза вздернули, как кошку? Ну, что ж, я дам тебе такую возможность. Ты будешь стоять на берегу, ждать прилива. Ты ведь знаешь, что это значит, не так ли? Ты понимаешь, куда я везу тебя?
Она смотрела с ужасом в его дикие глаза. Лицо ее побледнело, как у покойника. Она пыталась урезонить дядю, но его ладонь зажимала ей рот.
— Тебе кажется, что ты меня не боишься? Твои глазки смеются надо мной, ага? Да, я пьян, пьян, как король, пусть земля разверзнется, мне все равно. Сегодня мы повеселимся на славу, все, кто здесь есть, может быть, в последний раз. И ты будешь с нами, Мэри Йеллан, мы тебе покажем кое-что.
Он что-то прокричал своей свите. Лошадь испуганно заржала. Огни таверны «Ямайка» исчезли в темноте.
До побережья добирались более двух часов. Мэри, вся в синяках, лежала в углу кареты в полной прострации. Харри и двое других забрались в карету и втиснулись на сиденье рядом с Джозом Мерлином, отравляя воздух запахом табака, перегара и немытых тел. Присутствие женщины, обессиленной и испуганной, придавало особую остроту их пьяному веселью. Сначала они болтали, рассчитывая произвести на нее впечатление, потом стали заигрывать и напевать непристойные песенки, особенно старался Харри. Мэри эти рожи были особенно невыносимы, но, похоже, именно это их воодушевляло. Они не сводили глаз с ее лица, надеясь увидеть смущение или гримасу омерзения, но Мэри то ли в самом деле не реагировала, то ли делала вид, что ей все безразлично. Голоса их доносились до ее сознания все глуше и отдаленней, локоть Джоза врезался ей в бок, вызывая нестерпимую боль, в голове шумело, глаза застилало туманом; осклабившиеся физиономии троились, становились целым морем оскаленных ртов, как в кошмарном сне. Хотелось спать, забыться, не видеть и не чувствовать ничего.
