исходит от кого-то из Морганов?
— Не бери в голову, Фей. Банальная борьба за власть. И чем меньше ты знаешь, тем лучше.
— Борьба за власть на уровне Морганов способна пролить реки крови, Джером. Не думай, что я наивна. Я не могу оставить тебя одного в змеином гнезде.
— Если ты останешься, то сделаешь меня слабым. И в первую очередь я буду думать о твоей безопасности, а не о том, каким должен быть мой следующий шаг, — отвечаю я на ее импульсивный выпад. — Мы должны поступить разумно и правильно, Фей.
— А ты не думал, что любящая женщина делает мужчину более сильным, уверенным, она вдохновляет его и направляет.
— Я думал… И ты именно такая женщина, и я не вынесу, если потеряю тебя, Фей. Слишком много и многих мне пришлось потерять. Мой страх не связан с неуверенностью. Ты должна понять.
Она какое-то время смотрит на меня, сохраняя молчание, обдумывая мои слова и принимая решение. Я знаю, насколько тяжелым оно будет, но иногда необходимо жертвовать личными чувствами и желаниями, чтобы защитить тех, кого мы любим.
— Я люблю тебя, Фей, — крепко сжимая ее пальцы, хрипло шепчу я и наклоняюсь вперед. Наши лбы соприкасаются, мы закрываем глаза, тяжело и взволнованно вдыхая пропитанный печалью и сексуальным желанием воздух.
— Я не хочу есть, Джером. Поехали к тебе. Прямо сейчас, — с придыханием бормочет Фей, касаясь кончиками пальцев моей щеки. Ведет вдоль линии скул, проводит большим пальцем по губам и отстраняясь смотрит так, словно пытается запомнить.
— Наш заказ… — с трудом выговаривая слова, напоминаю я, погружаясь в обжигающие, полные обещаний сверкающие глаза Фей.
— К черту. У нас осталось слишком мало времени, чтобы тратить его впустую.
И мы не тратили, а проживали каждое мгновение, как последнее, остро, ярко, иступлено. Жестко, нежно, трепетно, безумно, горько и сладко. Соленые слезы, приглушенные стоны, мечущиеся тени на стенах, густой полумрак и терпкий пряный аромат страсти, любви, наслаждения с примесью боли и отчаянья. Наши сердца и тела неистово бились в одном ритме, отчитывая минуты до рассвета. Быстро, как же быстро бежит время, когда пытаешься его удержать, остановить, растянуть до бесконечности, забывая обо всем, что ждет завтра, скрывается за первыми лучами рассвета, неумолимо крадущимися по разбросанным на постели подушкам.
Когда я был ребенком, то, как и все, боялся темноты и жутких ночных чудовищ, прячущихся под кроватью, в шкафу, в углах, выглядывая в тот момент, когда в доме затихают звуки. И я оставался с ними один на один, беспомощный, слабый, и смотрел, затаив дыхание, пока они не начинали двигаться, а потом прятался под одеяло и засыпал, представляя, что нахожусь в самом безопасном в мире месте. Детские страхи такие яркие. Запоминающиеся. Как и детские слезы, пролитые по тем, кого мы любили больше жизни, по тем, кто был для нас крепостью, стеной, через которую не могло просочиться зло. Детские страхи самые наивные, потому что с годами мы понимаем, что настоящие твари и монстры прячутся не во тьме, они пируют в свете дня, не боясь ни закона, ни возмездия. И чтобы дать им отпор, нам приходится притворяться такими же, обходить установленные правила, нарушать собственные запреты, пытаясь не забыть самое главное — кто мы, и ради чего сражаемся.
Теплое забывшееся во сне тело Фей кажется мне тем самым напоминанием, талисманом, вырванным из когтей прошлого. Я вдыхаю запах ее волос, нежной бархатистой кожи, слушаю ее умеренное дыхание, глядя на трепещущие длинные ресницы, на полные, покрасневшие от поцелуев губы. Я чувствую себя невероятно сильным, держа в своих руках эту хрупкую красивую девушку, и верю, что никаким монстрам не одолеть меня, пока она рядом, моя, живая, страстная, любимая. Но когда я отпущу ее, спрячу от любого зла и опасности, то стану несокрушимым. И я засыпаю с этой мыслью, даже не подозревая, как быстро все изменится, растрескается, разлетится осколками, осыплется пеплом, исчезнет, как затянувшийся сон, как придуманная иллюзия, пусть ненадолго, но сделавшая меня счастливым.
Самая длинная ночь в моей жизни и самая короткая. Я уснул на рассвете. В тот момент, когда Фей открыла глаза, я закрыл свои, ощущая на своем лице легкие прикосновения ее пальцев. Мне снился океан. Черный, ревущий, пенящийся от злобы, бросающийся на меня снова и снова, обрушиваясь ледяными брызгами у моих ног. Высокие темные волны поднимались все выше и выше, подбираясь лениво, зловеще, неумолимо и с грохотом разбивались, с разъяренным рокотом отползали прочь, и возвращались еще сильнее, мощнее и яростнее, но все равно не могли достать. Я наблюдал за буйством стихии, как завороженный, наполненный ощущением собственной неуязвимости. А утром проснулся с мыслью, что победил океан.
— Что ты сделал с Аннабель? — спрашивает Логан Морган, задумчиво глядя в окно гостиной. По чистому, как слеза, стеклу стекают дождевые ручьи. Я стою рядом, дублируя его позу, пытаясь скрыть, как мне до отвращения тяжело дышать с ним одним воздухом. Логан расслабленно курит, но напряжённо стиснутые челюсти, над которыми гуляют желваки, свидетельствуют, что он, как и я — играет.
— Дал ей то, в чем она нуждалась, — спокойно отвечаю я, делая глоток виски из запотевшего стакана.
— И что же это? — скептически поинтересовался Логан, не глядя на меня.
— Смысл жизни, который она когда-то потеряла, — отзываюсь равнодушно, убирая свободную руку в карман. Визит «любимого» дяди оказался неприятной почти неожиданностью. Почти, потому как он все же соизволил предупредить за час, что заедет на ужин. О да, церемониальный ужин. Этот человек безумен, и мне придется тоже немного сойти с ума, чтобы понять, что им движет.
— Ты заделался священником? — ухмыляется он. — Может, и мне подскажешь? Давай, мой дорогой мальчик, удиви меня. Расскажи, каким ты видишь мой смысл жизни?
— Я не учил ее и тебя не собираюсь. Она сама знала, просто на время забыла, испугалась и отступила. Но ты не боишься, Логан.
— Не боятся идиоты, — фыркнул он с пренебрежением. — Я ищу пути решения и достижения цели. И ты тоже, Джером. Не так ли?
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — бесстрастно пожимаю плечами, продолжая наблюдать за серым проливным дождем, сбивающим засохшие листья с деревьев в саду.
Какое-то время Логан Морган молчит, и я чувствую на
