– Не заметили никого подозрительного, Танечка?
Я проглотила напиток, который был у меня во рту, и отрицательно покачала головой.
– По-моему, все это глупости. Ангела здесь нет.
– Вы в этом уверены? – спросил Калиновский, прищурившись точь-в-точь как покойный Ипполит Сергеевич.
– Да, – подтвердила я, – и вообще, не такой он дурак, чтобы соваться сюда.
– Согласен с вами, – поддакнул Калиновский, – но, видите ли, почтеннейшая Татьяна Александровна, это его единственный шанс добраться до Гнедича.
Я невольно обернулась в сторону колобка. Слегка наклонив голову, он внимательно слушал, что ему шептал на ухо человек с тяжелым взглядом и мощными складками жира, подпиравшими воротничок белоснежной рубашки. В некотором отдалении от них стоял уже знакомый мне Петр Петрович, разговаривая с какой-то холеной дамой.
– В самом деле? – пробормотала я. – Мне это как-то не приходило в голову. Почему единственный?
– Сегодня вечером, сразу же после похорон, – пояснил подошедший к нам Охотник, – Гнедич улетает обратно на Кипр.
– Что, доктор прописал теплый климат и щадящий режим? – хмыкнула я. – Бросьте вы, ради бога. Захотят достать Гнедича – и на Кипре достанут, киллерам никакой остров не помеха. Вот так. – И я широко улыбнулась.
– Ой, Таня, следите за языком, – вкрадчиво шепнул Калиновский. – А то нехорошо выходит.
– Что именно? – в упор спросила я.
– Ваша манера резать всем в глаза правду-матку, – отозвался капитан. – Москва – город суровый, здесь осторожней надо быть, а то так недолго и в беду угодить.
– Уже угодила, – отрезала я, – из-за какого-то хмыря без мизинца который день коротаю в вашем обществе. Хуже действительно не придумаешь.
– Я чувствую, Таня, я вам не нравлюсь, – промолвил Калиновский после паузы, тяжелой, как бочка с цементом, в которую запаяли труп невинно убиенного гангстера, прежде чем спустить его на дно морское.
– Мне вообще мало кто нравится, – с вызовом отозвалась я. – Такая уж я родилась привередливая.
– Однако с Охотником у вас полное взаимопонимание, – не преминул подколоть меня капитан. – Любопытно знать почему.
– Да потому, что он меня не напрягает дурацкими разговорами.
– Да, Охотник у нас человек молчаливый, – согласился Калиновский. – И надежный как скала.
– Кончайте меня обсуждать, – сказал Охотник, морщась. – Вы бы, Данила Викторович, за гостями-то проследили. А то не ровен час, ваш клиент замочит Гнедича, пока вы тут всех анализируете.
– Вздор это все, – фыркнула я. – Никто никого не замочит, смотрите, сколько здесь охраны. И не говорите мне, товарищ Калиновский, что вы не проверяли под микроскопом каждого, прежде чем впустить их в дом.
– Микроскопы микроскопами, но Ивар-то убил хозяина по приказу Ангела, – заметил капитан. – И это мне не нравится.
– Вся эта история с Иваром мне вообще не внушает доверия, – признался Охотник. – Скажите, капитан, а вы не могли часом все это придумать, чтобы покрыть настоящего отравителя?
– Придумывать – не по моей части, – спокойно ответил Калиновский. Он отщипнул виноградинку и отправил ее в рот.
Я перестала слушать его перепалку с Охотником. На столе стояла большая красивая ваза с мороженым, и я мысленно прикидывала, не будет ли кощунством на поминках съесть немножко этого восхитительного продукта. Потому что если я что-то и люблю на этом свете, так это мороженое.
– Н-да, яды, – протянул Калиновский, уловив направление моего взгляда. – И отравить ведь можно в принципе все что угодно. Мороженое, к примеру…
– Типун вам на язык, – в сердцах отозвалась я.
– А что? Гнедич ест мороженое, так что наш лучший друг вполне мог подсуетиться.
– Шутите? Да какая гарантия, что яд попадет к тому, к кому надо?
– В истории уже бывали случаи, когда травили всех, чтобы достать только одного, – сообщил Калиновский с лучезарной улыбкой.
Охотник отошел от нас и направился к столу. Через полминуты он вернулся, неся вазочку с мороженым.
– Можете спокойно есть, яда там нет, – сказал он. – Я попробовал.
– Есть медленно действующие яды, – ввернул Калиновский.
Меня всю передернуло. Глаза Охотника сверкнули. Он хотел что-то сказать, но в это мгновение до нас донесся зычный голос лысого колобка:
– Нет, ни в коем случае. И речи быть не может об этом!
Его собеседник, человек с тяжелым взглядом, стоял с выражением досады и недоумения на лице. Колобок щелкнул пальцами, и охранник, не отходивший от него ни на шаг, жестом фокусника достал из кармана золотую коробку, из которой выпорхнула чудовищных размеров сигара.
– Говорят, этому парню платят только за то, что он таскает с собой любимые сигары босса, – бесстрастно уронил Охотник, передавая мне холодную вазочку. – Непыльная работенка, хотел бы и я иметь такую.
Калиновский понимающе улыбнулся. Гнедич вставил сигару в рот, достал дорогую зажигалку, сколько я могла видеть со своего места – золотую, украшенную бриллиантами.
– Интересно, отчего он не наймет человека носить и зажигалку тоже, – заметил Калиновский.
И в следующее мгновение прогремел взрыв.
Все произошло так внезапно, что никто – даже видавшие виды охранники – не успел ничего предпринять. Мелькнула ослепительная вспышка, не то оранжевая, не то алая. Оглушительный грохот мягко перетек в громкий, пронзительный женский визг, и сразу же вслед за этим началась паника.
Прежде чем я успела что-либо сделать, Охотник схватил меня за локоть и оттащил прочь. Обезумевшие люди метались между столами, сшибая и топча друг друга. Из всех дверей в зал рвалась охрана, но даже этим накачанным, здоровым ребятам было не под силу идти против общего потока. Они повыхватывали пистолеты и надрывали глотки, пытаясь призвать к порядку сорвавшуюся с цепи толпу, но тщетно. Женщины верещали как резаные, и, надо признаться, мужчины вели себя ничуть не лучше. Глядеть на все это было и противно, и страшновато, и именно поэтому я не сопротивлялась, когда Охотник отволок меня в укромный угол, хотя пальцы у него были дьявольски сильные и причиняли мне боль.
– Капитан, иди взгляни, что там! – перекрывая общий шум, прокричал он.
Какая-то дамочка, похожая на многократно (и неудачно) отреставрированный монумент, дико вопила, призывая попеременно то мужа, то какого-то Леню, который должен был немедленно отвезти ее домой, потому что она больше не в силах здесь оставаться и терпеть все эти ужасы. Калиновский наотмашь ударил ее по лицу, и она умолкла, глядя на него широко распахнутыми глазами.
– Молчать! – заорал капитан, доставая пистолет. – Всем оставаться на местах! Кто попробует смыться или вякнет хоть слово – пристрелю!
