Странное дело, но почти все услышали его и тотчас же замолчали. Опрокинутые столы и стулья лежали на полу, как и роскошные яства, для приготовления которых наверняка пришлось вызывать не одного повара. Отовсюду – из углов, из-за печальных пальм в красивых кадках – выглядывали смертельно бледные испуганные лица. Посреди зала остались лежать двое: бывший банкир Гнедич и его собеседник. О банкире надлежало говорить лишь в прошедшем времени, ибо его внутренности находились где угодно – на полу, на потолке, на содранной со стола скатерти, но только не там, где им полагалось быть. Разговаривавший с ним человек с тяжелым взглядом смотрелся несравненно лучше, но и он не подавал признаков жизни. Один из подбежавших охранников наклонился над ним.
– Жив! – радостно крикнул он. – Слава богу, даже не ранен! Господи! Да чем же это так воняет-то?
– Обделался, ясное дело! – со злостью отозвался Калиновский.
Обделавшегося кое-как привели в чувство и усадили на стул. Только теперь стало видно, что глаза у банкирского собеседника никакие не тяжелые, а жалкие, и левый заметно подергивается.
– Врача сюда! – командовал капитан. – Успокоительного Егору Николаевичу!
Владислав, скрестив руки на груди, мрачно наблюдал за происходящим. Марина стояла в нескольких шагах позади него, и на лице ее застыл ужас. Прическа сбилась набок, нижняя губа полуоткрытого рта дрожала.
– Я ничего, – твердил сидящий на стуле человек, вмиг утративший всю свою респектабельность, – я только разговаривал с ним, а он сига… сига… сигару… и зажигалкой щелкнул… при-прикурить хотел… О-ох! – По щекам его катились крупные слезы. Он до сих пор не мог поверить в то, что остался жив, хотя из всех людей, находившихся в зале, именно он стоял ближе всех к центру взрыва.
– Может, вы отпустите мою руку? – сердито спросила я Охотника, который вцепился в мой локоть и не отпускал его.
– Конечно. Простите, – пробормотал он, выпуская меня.
Я огляделась. Арбуз. Кто-то уронил арбуз, и теперь розовая мякоть валяется на полу осклизлыми клочьями. Да, это арбуз, это не мозги гениального Гнедича, великого комбинатора мирового рынка, авантюриста от долларового станка. Лучше думать, что это арбуз, иначе можно сойти с ума.
После того как стало ясно, что, кроме Гнедича, никто не пострадал, страх отпустил людей, и на смену ему пришло, поводя длинным заостренным носиком, извечное человеческое любопытство. Все-таки не каждый день приходится присутствовать при том, как знаменитый на весь мир банкир теряет голову, причем в самом что ни на есть буквальном смысле. Падаль всегда притягивает к себе взоры – особенно если эта падаль в жизни пользовалась кое-какой известностью. Первой шагнула вперед та самая дамочка, которая истошно призывала то мужа, то неведомого Леню. На лице ее большими буквами был написан жадный интерес: как же все-таки выглядит, ну, это самое, тело то есть, которое взрывом разнесло на части? Вслед за дамой потянулись и другие. Гости выползали из укромных ниш, из-за колонн, из закутков, из-под подоконников, слезали с люстр, выбирались из разбитых чашек и паркетных щелей и зачарованно пялились на бесплатный аттракцион. Смертельный номер, господа! Отрывание головы заживо! Детей и подростков просят не беспокоиться! Только для изысканных ценителей, только один раз в этом году! Беспримерный трюк, который вы нигде больше не увидите! Подходите, подходите ближе, не стесняйтесь! Свою цену вы уже заплатили.
– Не ходи туда, – угрюмо сказал мне Охотник. – От него мало что осталось.
– Прикурил, прикурил, – лепетал собеседник почившего в бозе банкира и внезапно залился истерическим смехом. Слезы текли по его лицу.
Наконец в дверях нарисовался врач. Он нахмурился, увидев тело и Калиновского, который рыскал возле трупа, как собака.
– Осмотрите его, – резко бросил капитан, указывая на впавшего в прострацию гостя. – Он не контужен?
– Нет, со мной все хорошо, все хорошо, – лепетал гость, всем телом раскачиваясь на стуле. Он схватился за шею, рванул ворот и показал всем присутствующим маленькую иконку на золотой цепочке. – Слава богу, надел сегодня! Это Богородица, она спасла меня, она, она, она. – Он схватил иконку дрожащими руками и стал покрывать ее горячими поцелуями, – не попустила детей моих стать сиротами… – Он поник головой и судорожно зарыдал. Никто из гостей даже не улыбнулся, наоборот, некоторые торжественно перекрестились, и я готова была поклясться, что сегодня многие из них побегут в церковную лавку заказывать себе точно такую же иконку. Мало ли что может случиться в этой жизни…
Теперь толпа полностью закрыла от меня распластанное на полу нелепое тело. Эх, Калиновский, Калиновский! Оплошал ты, капитан, оплошал! Видишь, а я тебя предупреждала, что с Ангелом шутки плохи! И, как будто мне было мало уже случившегося, я (сама не знаю зачем) стала протискиваться поближе к трупу. Чтобы продвинуться вперед, мне пришлось даже поработать локтями. Никита Боголюбов стоял в первых рядах, не подпуская зевак. Он взглянул на меня, и я поразилась тому, какое у него страшное, изможденное лицо. Совсем как у того несчастного, которого врач усиленно отпаивал успокоительным. Под глазами резко обозначились мешки, нижняя губа отвисла. Я отвернулась и переключила свое внимание на труп.
Охотник оказался прав: смотреть тут было особенно не на что. От головы и верхней части тела остались одни воспоминания. Возле трупа, внимательно следя за действиями Калиновского, топтались проштрафившиеся телохранители покойника, и я была совершенно уверена, что все они уже думают о том, что завтра им придется подыскивать себе другое место. Прощай, Кипр, перелеты на частном самолете и должность переносчика любимых сигар. Начинается другая жизнь, и еще неизвестно, захотят ли работодатели взять к себе на службу олухов, хозяина которых убили под самым их носом.
– Ну, что? – спросил Никита с нетерпением.
– Что, что, конь в пальто, – передразнил его Калиновский. – Направленный взрыв, вот что это такое.
– Это и ежу ясно, – процедил Никита. – Специалист, мать твою!
Капитан медленно поднялся на ноги и посмотрел Никите прямо в глаза.
– Ты, г…о недоделанное, – голос его был тих и страшен, – знай свое место, понял? Я тебе не шестерка, чтобы на меня цыкать. Усек, корешок?
Он придвинулся к Никите вплотную, и, хотя тот изо всех сил пытался сохранить лицо, под напором невысокого капитана ему все же пришлось отступить назад.
– Да я что… Да ведь ясно же…
– Ни хрена не ясно. Где была взрывчатка? В зажигалке? Как только он щелкнул ей, сразу же раздался взрыв. Так? Или не так?
Никита облизнул губы. Судя по его лицу, ему смертельно хотелось в это мгновение оказаться подальше отсюда и обсуждать что-нибудь более мирное – к примеру, перспективы выращивания апельсинов в подмосковном климате.
