— Вы хотели спросить меня о чем-то конкретном? — Нина Владимировна не выдержала молчания.
— Да. Я хотела узнать, почему вы не сказали об услышанном вами разговоре, из которого следовало, что убитый шантажирует одну из женщин, живущих в вашем доме?
— А почему я должна была считать, что шантажирует он кого-то из членов моей семьи? — спокойно поинтересовалась генеральша, явно готовая к этому вопросу. Анино раздражение усилилось.
— Потому, что именно так вы и решили, верно?.. Подумай вы иначе, сообщили бы это нам при первой возможности, чтобы отвести подозрение от своих, разве не так?
— У каждого своя логика, — генеральша упрямо сжала губы и даже не подумала отвести глаза под пристальным взглядом Калинкиной. — Разумеется, я думала о том, что услышанный мною разговор и убийство как-то связаны. В тот вечер, когда случился этот… этот кошмар, я о разговоре просто-напросто, забыла, вылетело из головы. Полагаю, в моем возрасте это и объяснимо, и простительно… Ну а потом, вплоть до сегодняшнего дня у меня и вовсе не было возможности кому-либо это сказать… В день, когда вы проводили свой следственный эксперимент, я устала так, что едва дошла до постели. К тому же хотела все обдумать еще раз. Сама.
Аня задумчиво посмотрела на генеральшу. До чего же крепкий орешек эта дама! Ясное дело, будет стоять на своем, оправдываясь чем угодно: возрастом, забывчивостью, болезнью… И ничего с ней не поделаешь. Действительно: и возраст, и болезнь. Не исключено, что и забывчивость, хотя Анна Алексеевна верила в последнее с трудом. Что ж, попробуем зайти с другой стороны.
— Нина Владимировна, — мягко спросила Калинкина, — а сами вы кого-нибудь подозреваете? Ведь что-то же вы думаете об убийстве соседа?
— Ну, милочка… — Нина Владимировна слегка развела руками, демонстрируя явное удивление. — Я же не следователь, чтобы выстраивать собственные версии! Да и информацией располагаю самой что ни на есть минимальной… Например, я даже и предположить не могу, что за документ вы разыскали — тот, которым столь откровенно, прямо на наших глазах, шантажировали мою младшую невестку…
— Что-о?! — Аня от неожиданности даже подпрыгнула в жестком генеральском кресле. — Ну, Нина Владимировна, вы и… Да вы хоть понимаете, в чем обвиняете следствие?!
— Хорошо, — генеральша и не подумала смутиться или испугаться, — в таком случае, возможно, вы сами скажете, как называется тот метод, которым вы ее вынудили вчера отправиться с вами в город?
Аня несколько секунд смотрела на твердокаменную старуху и неожиданно даже для себя самой рассмеялась. В ее душе шевельнулось восхищение мужеством панинской вдовы. Ведь наверняка понимает, что ей самой светит как минимум неприятность за то, что ухитрилась в свое время не сдать пистолет генерала! И при этом держится как ни в чем не бывало! Словно какой-нибудь случайный свидетель, проходящий по чужому делу… Что это — сила натуры или обыкновенное безразличие и к сыновьям, и к невесткам, да и к себе самой, доживающей свои последние годы?..
— Ну ладно, — сдалась Калинкина. — Допустим, это и впрямь походило, с вашей точки зрения, на шантаж. В таком случае странно, что вы все еще спрашиваете, что это за документ… Кстати, подскажите мне другой способ заставить вашу невестку поехать с нами.
— Не знаю. Маша необыкновенно своевольная девушка… О документе я не спрашиваю, поскольку ничуть не сомневаюсь, что отвечать на подобный вопрос вы не уполномочены.
— Вы так ничего и не сказали мне насчет ваших собственных подозрений, а они у вас наверняка есть, — увернулась Калинкина от прямого ответа на вопрос Нины Владимировны.
— Если вас это действительно интересует, я думаю, что господина Любомира убил кто-то из людей, не имеющих отношения к приглашенным на вечеринку… Но кто-то, знавший о пистолете, вопреки тому, что сама я считала это тайной… Видите ли, вчера я звонила прежним хозяевам соседского особняка…
— И что? — Аня заинтересованно уставилась на генеральшу.
— Мне хотелось выяснить одну вещь… И я ее выяснила… Оказалось, что и хозяева, и даже их домработница Галя знали о пистолете. Видите ли, с их участка при желании или, как это вышло по уверениям Гали, случайно можно заглянуть в окна кабинета, если портьеры там раздвинуты… Словом, если уж о пистолете знала домработница соседей, не удивлюсь, если о нем знала вообще вся Беличья Гора… Странно другое: моей Нюсе, своей лучшей подруге, Галя при этом не сказала ни слова… Так что соседи об оружии хорошо знали.
— Поразительно то, что вы не сдали оружие, — заметила Калинкина. — Насколько знаю, в те времена с этим было куда строже, чем сейчас. Пистолет должны были изъять у вас сразу.
Нина Владимировна безразлично пожала плечами и пояснила:
— Видите ли, люди, в чью обязанность входило изъятие, были очень близкими друзьями мужа. Его смерть потрясла их не меньше, чем меня… Не исключено, что о пистолете в суете просто забыли… Все они, кстати, уже мертвы и для служебных взысканий недосягаемы, — генеральша горько усмехнулась и отвернулась к окну.
— Вы не закончили свою мысль, — напомнила Калинкина.
— Ах, да… Но ведь и так ясно, что убить его мог кто угодно, если убитый был шантажистом, верно? Совсем не обязательно мы. Так что эта трагедия для нас скорее внутрисемейная, если учесть пошатнувшийся брак моего сына.
Внезапно мелькнувшая мысль заставила Калинкину непроизвольно выдержать паузу, прежде чем вновь заговорить. Собственно говоря, это была не мысль даже, а что-то вроде столь несвойственного ей эмоционального порыва. Тем не менее колебалась она достаточно долго, чтобы Нина Владимировна, удивленная молчанием Ани, деликатно кашлянула.
— Простите. — Калинкина почувствовала, что слегка розовеет под пристальным взглядом генеральши, и приняла все-таки решение, не вполне отдавая себе отчет в том, для чего это делает. — Знаете, я подумала…
— Да?..
— Я подумала, что как глава семьи, словом… При условии, что об этом не узнает никто, включая вашу преданную домработницу, я могу сообщить вам, о каком документе идет речь. Чтобы вы поняли, почему мы, как вы выразились, повели себя словно шантажисты… Могу я рассчитывать на ваше молчание, по меньшей мере до завершения следствия?
— Вы мне доверяете настолько, чтобы это сказать?
— Да, если, конечно, вы дадите слово, касающееся всех, в том числе, подчеркиваю…
— Да-да, Нюси, я поняла… — Нина Владимировна помолчала, что-то обдумывая, слегка сдвинув тонкие, все еще красивые брови. И наконец кивнула головой. — Я готова дать вам это слово, я вас слушаю…
