— Ну почему ты не скажешь, что любишь меня? — пробормотал он и сам не узнал своего вдруг изменившегося голоса.
Пеппер отвернулась, подошла к окну и стала рассматривать раскинувшиеся вдалеке поля, будто они представляли для нее какой-то особый интерес.
— А потом я собиралась поехать в Австралию, — сказала она, не оборачиваясь. — Раньше я была там мимоходом — несколько раз выходила в аэропорту, когда летела через Сидней, и один раз переночевала в Аделаиде. Мне хотелось бы посмотреть неосвоенные территории Австралии, кенгуру и коалу на свободе. Может быть, я поеду в круиз. Я всегда любила море.
— Почему ты не скажешь, что любишь меня? — повторил вопрос Тор.
На этот раз он овладел собой и говорил неторопливо и отчетливо.
Он заметил, что Пеппер снова взялась за свой спасительный камушек и перебирает его левой рукой.
— Фифи будет счастлива пожить у тебя. А Брута я отдам маме, у нее же оставлю фургончик. Я его всегда там оставляю, отправляясь в путешествие.
Она продолжала делиться своими планами, будто не слышала его слов. Но теперь в ее голосе ощущались напряжение, неуверенность.
— Наверное, я выеду на следующей неделе. Паспорт у меня в порядке. Преград — никаких.
— Дьявол! Пеппер! Ну почему ты не скажешь, что любишь меня?
Она резко повернулась. Ее лицо утратило прежнюю безмятежность.
— Потому что ты не из тех мужчин, которые оставляют метки ножом на ремне! — гневно воскликнула она.
Опустив глаза и заметив, что сжимает в руке «камень волнения», Пеппер швырнула его на диван, пробормотав какое-то проклятие.
Тор покачал головой.
— Черт возьми, какие еще отметины? Что ты такое говоришь?
Пеппер скрестила руки на груди и, заставив себя успокоиться, твердо взглянула ему в глаза.
— Разве ты не знаешь, что некоторые мужчины ведут счет своим победам над дамским полом? — насмешливо спросила она. — Если бы ты занимался этим спортом и я призналась бы, у тебя появился бы новый трофей в коллекции. Время от времени ты любовался бы им, ощущая торжество. Знаешь, как некоторые охотники собирают на память скальпы своих жертв.
— Пеппер! — возмутился Тор.
— Но ты не из тех, — перебила его Пеппер. — Разве ты не понимаешь, Тор? Наша история уходит в прошлое. И я предпочитаю, чтобы она не оставила о себе воспоминаний. Не хочу говорить слова, которые ты не мог бы забыть, если бы захотел. Не хочу, чтобы был предмет для сожалений.
Тор медленно вынул руки из карманов и направился к ней. Подойдя почти вплотную, он молча вглядывался в лицо Пеппер.
— А как же ты? — негромко спросил он. — У тебя не будет повода для сожалений?
Она тряхнула головой:
— Нет. Эти прошедшие недели… Нет! О чем мне сожалеть?!
Тор положил руки на плечи Пеппер, поглаживая большими пальцами ее тонкие ключицы. Руки и глаза выдавали жгучее нетерпение Тора.
— Скажи, что любишь меня, — попросил он, переходя на страстный шепот.
— Тор, пожалуйста, не делай разлуку еще мучительнее. Я предупреждала: тебе не понадобится говорить, чтобы я уезжала. Я не стану осложнять тебе жизнь. Но я не сказала, что это будет мне легко. Не заставляй меня сожалеть!
— Скажи, что любишь меня, — настаивал Тор.
Его глаза горели решимостью.
— Зачем? — спросила Пеппер дрожащим от волнения голосом. — Ты не станешь делать отметины на ремне. Так зачем же тебе мое признание?
— Я хочу, чтобы ты это произнесла.
— Ты знаешь, что я чувствую.
Она почувствовала, как его пальцы с силой сжали ее хрупкие плечи, заметила, как на его щеке, предательски выдавая волнение, дрогнул мускул. И надежда, которую ей почти удалось потопить в глубине души, стремительно вынырнула наружу, почуяв, что впереди забрезжила новая жизнь.
— Я должен услышать, как ты это скажешь, — упрямо настаивал Тор.
Его голос звучал глухо. Пеппер угадывала в нем чувство, которого так желала, — и боялась ошибиться.
Пеппер посмотрела ему в глаза. У него был взгляд собаки, приготовившейся получить удар.
Он заговорил первым. Его голос был спокойным и уверенным. Нажим, надрыв, особая выразительность — все это было несвойственно Тору.
— Я люблю тебя, Пеппер.
Она прикоснулась рукой к его лицу, провела пальцами по щеке, словно лишь прикосновение могло убедить ее в реальности происходящего.
Тор с волнением наблюдал, как сияют ее глаза, отражая то, что он боялся спугнуть, что не решался обозначить словами.
Тревога, охватившая его с того момента, как он вошел в комнату, наконец прошла. Тор с жаром заключил Пеппер в свои объятия, в порыве страсти прижимая ее к груди.
— Боже, Пеппер! А я-то боялся, — снова и снова повторял он.
Тор склонил голову и начал покрывать лицо Пеппер поцелуями, жадными и нежными.
А она наслаждалась и этими ласками, и еще больше сознанием, что любима, ощущая блаженство, разлившееся по телу после долгих часов, проведенных в тревоге.
Наконец, оторвавшись от ее губ, Тор выдохнул:
— Я люблю тебя, Пеппер. Все, что во мне есть, полно любви к тебе.
Пеппер смотрела на него затаив дыхание. Она испытывала восторг, ощущение полнокровной жизни, неведомое ей прежде.
— Тор!
Он по-прежнему держал в ладонях ее лицо.
— Не уезжай, — прошептал он. — Оставайся со мной!
— Действительно, кому она нужна, эта Австралия, — пробормотала Пеппер. — Проживу без нее!
Заглядывая в глубину лазурных глаз. Тор не мог сдержать улыбки.
— Ты и твоя охота! В итоге ты победила — я в ловушке.
Пеппер осторожно высвободилась из его объятий и отступила назад.
— Ловушка распахнута, Тор. Ты — свободен. Если скажешь, что ты уходишь, уйду и я. Я не требую с тебя ни кольца, ни обещания.
Он снова обнял ее.
— Зато я их у тебя прошу. Хочу получить от тебя кольцо и целую корзинку обещаний. И мне все равно, кто задумал эту игру.
Она подняла глаза, ее лицо осветилось счастливой улыбкой.
— Выходи за меня замуж!
Пеппер была поражена. Она и не предполагала, что Тор захочет взять на себя серьезные обязательства.
Пеппер затаила дыхание.
— Тор, тебе вовсе необязательно жениться на мне. Достаточно того, что ты меня любишь. — Пеппер улыбнулась. — Ты нарушил все свои правила. Как же так?
— Однажды одна мудрая леди сказала мне: правила существуют для того, чтобы их нарушать. Иначе с ними не справишься.
— Но, Тор….
— Выходи за меня замуж, любимая! Я хочу, чтобы ты была со мной всегда. Ты нужна мне, мне нужна твоя любовь. Я хочу, чтобы мы были связаны миллионом обещаний, всеми нитями, которые мне удастся найти. И, черт побери, я хочу, чтобы это было записано на бумаге и скреплено печатью в такой форме, которую мы оба чтим, полагая нерушимой.
