— Я ее пальцем не тронула.
— Неужели?
— В девяносто восьмом был дефолт, мы много денег потеряли… Муж… он хотел поправить положение… Но его посадили за мошенничество, потом… потом отпустили, условно-досрочно… Когда он вернулся из тюрьмы, с ним… с ним стало очень тяжело… Он начал пить, избивал меня… Однажды, когда он выпил, мать сделала ему замечание… И он ударил ее ножом. Потом понял, что натворил, протрезвел и заперся в своей комнате… Он кричал, что покончит с собой. Я вызвала «Скорую», но как только врачи увидели рану, они сразу же вызвали милицию… Муж кричал, что выбросится из окна, и свекровь стала умолять, чтобы я взяла вину на себя… Если бы Андрея снова арестовали… он бы опять попал в тюрьму… Он не пережил бы этого.
— И вы взяли вину на себя?
— Я не хотела… Но мне пришлось… Родные дали следователю взятку, чтобы меня отпустили под подписку о невыезде, потому что иначе… меня должны были держать в сизо, пока идет следствие… а мне хватило и двух дней там… Потом свекровь отказалась давать против меня показания, но…
— Договаривайте.
— Но до того она вынудила меня выписаться из их квартиры… и отдать им гараж, который я унаследовала после смерти папы… и машину… и все деньги, которые у меня были. И я осталась ни с чем…
Следователь поглядел на ее жалкое лицо, залитое слезами. Она плакала, уже не скрываясь.
Столько лет прошло, она была уверена, что никогда к ней не вернется этот ужас, что ей удалось изгнать из памяти… Перевернуть страницу, зачеркнуть… забыть!
— У вас никогда не было мысли, что они заранее сговорились обо всем за вашей спиной? — спокойно спросил Павел.
Марина шмыгнула носом. Она окончательно расклеилась, но почему-то ей ни капли не было стыдно.
— Нет, нет… Они не такие, поверьте. Я потом думала на эту тему… но нет. До такого они не додумались бы, и потом, я же могла отказаться брать вину на себя… Они просто использовали сложившуюся ситуацию. Они выжали из меня все, что могли…
Но это не так важно теперь, продолжила она про себя. Важно, что она числится в полицейских базах как замешанная в покушении на убийство, мало того — это убийство она якобы пыталась совершить с помощью ножа. Что следователь должен думать о ней, в самом деле? У него труп женщины, убитой ножом, и эта женщина постоянно конфликтовала с Мариной… Алиби нет, мотив есть, возможность есть, ее собственное прошлое против нее… Значит, опять женский изолятор, соседки — проститутки и цыганки, торгующие наркотой. Она услышала негромкий голос Павла — и подняла глаза.
— В жизни есть два правила, — сказал он, заполняя протокол.
— Да? И какие же?
— Первое жизненное правило — не связываться с ублюдками.
— А второе?
— Не пускать ублюдков в свою жизнь, — усмехнулся следователь. У него зазвонил сотовый.
— Алло, Паша…
Он едва узнал голос Теличкина.
— Что с тобой?
— Черт… Откуда я мог знать, что она такая прыткая! — Капитан вздохнул. — Короче, она была в номере… Я стал с ней разговаривать… и, по-моему, она поняла, что ее могут подозревать в убийстве… С виду такой одуванчик… не подумал бы, ей-богу…
— Тимофей, хорош мямлить, — оборвал его следователь. — Что случилось?
— Короче, я неосторожно отвернулся, она дала мне по голове, забрала мой сотовый и заперла в ванной, — мрачно доложил Теличкин. — Когда я пришел в себя, чуть ли не час колотил и орал, пока меня не выпустили… Что мне теперь делать?
— Объявить ее в розыск, само собой, — спокойно ответил Павел, хотя внутри его все так и кипело. — Она не могла далеко уйти… Но на всякий случай надо дать знать в Нижний, на вокзалы и в аэропорт. Вдруг она попытается скрыться… И это, Тимофей… Больше никакой самодеятельности, понял?
— Да понял, понял я, — уныло пробубнил капитан. Он ожидал, что на него обрушится град ругательств, и то, что Павел даже не стал к ним прибегать, озадачило Теличкина. Будь на месте Малышко старый Илюшин, он бы такое завернул, что чертям стало бы тошно…
— Вы меня отпустите? — несмело спросила Марина. Случайно услышанные слова о другой женщине, которую искали и которая, судя по всему, подозрительно себя вела, немного подбодрили ее.
— Пока — да, — хмуро ответил Павел. — Проверьте, все ли верно, и подпишите.
Марина встала с места и подошла к столу.
— Я вам правду сказала, — неожиданно проговорила она. — Я никого никогда…
Но Павел уже не слушал ее. Он о чем-то сосредоточенно задумался.
— Телевизионщики приехали, — доложила Маша. — Из Нижнего. Наши уже давно круги тут нарезают… А завтра, наверное, и московские появятся…
Но непрошибаемая Ирина Федоровна только поправила холеной ручкой буклет на стойке с рекламой, который осмелился не так лежать.
— Уволю, — сказала администраторша.
— Кого, телевизионщиков? — растерялась Маша.
— Тебя, если будешь с ними болтать, — холодно ответила старая ведьма. — Я уже вызвала дополнительную охрану из первого корпуса. Журналистам — никакого паркинга на нашей стоянке. В ресторан будут пускать только постояльцев второго корпуса. Бар — то же самое… В остальном — работаем как обычно, не расслабляемся!
Мысленно проклиная старую жабу, которая обломала весь кайф и не дала стильной худощавой Маше засветиться на телеэкранах в качестве очевидца, девушка отошла к Лене — посекретничать.
— Кого сейчас допрашивают? — понизив голос, спросила Маша.
— Сценаристку, — ответила Лена. — И вот что странно: предыдущие вышли очень быстро, а эта все сидит.
— Думаешь, это она?..
— Болтали, что у нее алиби нет… И она поругалась сегодня с актрисой.
Но тут Марина вышла, и девушки едва сдержали вздох разочарования.
— Вообще обидно, прикинь, — начала Маша. — Убийство в нашей гостинице, а из служащих почти никого не допрашивали…
— Ты что, на следователя запала? — в лоб спросила практичная Лена.
— Я? Какой смысл? Он сын старого Петра Малышко, которого перевели сюда когда-то из Нижнего за принципиальность… У него жена есть, двое детей, и налево он не ходит.
— Что, совсем?
— Совсем.
— Блин! Только встречаешь нормального мужика, а его уже увели…
— И не говори!
— Тогда тем более зачем он тебе нужен?
Маша боязливо оглянулась.
— Да так…
— Ты что-то знаешь? — Лена учуяла, что Маша говорит вовсе не просто так, и загорелась любопытством. — Или видела? Давай выкладывай!
— Да ничего я не знаю! — рассердилась Маша. — Просто… ну… случайно услышала…
— Ссору, что ли, сегодня утром? Ее все слышали, по-моему…
