– Нет.
– А где?
– До завтра, – сказал он.
И отключил телефон.
– Рвешь когти, – упрекнул Хэнк, после того как на экране замочили всех злодеев и спасли всех красавиц.
Ник отвернулся. И рад бы остаться, старина, но… Сколько можно наливаться тут абсентом и курить траву, пользуясь твоей добротой? К тому же пока я тут сижу, там, снаружи, никто не решает моих проблем. А как известно, ситуация, предоставленная самой себе, склонна развиваться от плохого к худшему.
– Не ходи туда, Никитушка, – просительно зашептал Хэнк. – Эта баба тебя доконает.
– Брось, Жоржик, – отмахнулся Ник. – Что может случиться?
– И то верно…
Улыбаясь уголками губ, Хэнк положил ему руку на плечо. Этот обычный для мужчины жест почему-то показался Нику жутко интимным. Минуту они молча смотрели друг другу в глаза.
По телевизору какая-то тупая реклама… балконная дверь приоткрыта, с улицы доносится собачий лай, женский голос, отчаянно призывающий Павлика, рокот мотора паркующегося во дворе автомобиля… Почему именно сейчас он обращает на эти звуки такое пристальное внимание? Рука школьного друга на плече. Четыре дня, которые привели к прорыву линии обороны и крушению всех бастионов, возводимых обеими сторонами на протяжении последних десяти лет.
– Ладно, пока ты здесь… – нарушил молчание Хэнк. Лицо его изменилось, сделавшись дерзким и ожесточенным, как у человека, готового совершить непоправимое. – Короче, у меня к тебе дело.
Ник изобразил сугубое внимание.
Покинув ненадолго помещение, Хэнк вернулся, держа в руках небольшую картонную коробочку, похожую на упаковку для лекарственных препаратов. Бросил перед Ником на стол. Тот придвинул ее к себе, распечатал и уставился на ряд ампул с бесцветной жидкостью, аккуратно уложенных на перфорированную бумагу. Глаза его расширились.
Хэнк внимательно следил за выражением его лица.
– Чистый «Sandoz», – благоговейно прошептал Ник. Руки у него задрожали. – Где взял?
– Где взял, где взял… Купил! – Хэнк присел рядом с ним на диван. – В Базеле.
– У производителя?
– Ясное дело. А ты где брал? Разве не там?
Телевизор продолжал вещать, там пошел вечерний блок новостей, но никто их не слушал.
– Как провез через кордон?
– Во внутреннем кармане пиджака.
Ник одобрительно кивнул. Он сам возил точно так же.
Чтобы дать ему время опомниться и привыкнуть к мысли о своем неизбежном (эта неизбежность была очевидной, как смена дня и ночи) участии в эксперименте, Хэнк встал, дошел до бара, побренчал там бутылками и вскоре вернулся к столу с двумя порциями шотландского виски. Ник машинально сделал глоток.
– Ладно. – Несмотря на уже упомянутую неизбежность и всю очевидность этой неизбежности, вопрос должен был прозвучать, и он прозвучал: – Чего ты хочешь от меня?
Хэнк смотрел на него в упор, без улыбки.
– Будешь моим гидом? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Ты сделал это для своей сестры. Теперь сделай для меня.
Ник закрыл глаза, откинулся на спинку дивана и некоторое время сидел без движения, мысленно перебирая все «за» и «против».
Не изменяй сознание ближнего без его (ее) согласия.
Не препятствуй ближнему изменять его (ее) сознание.[15]
– Сколько путешествий ты собираешься совершить?
– Не знаю. А ты что скажешь? Как часто их можно совершать, сколько времени продолжается полет, какое количество кислоты можно принять без угрозы передозировки – ничего этого я не знаю. Потому я и прошу твоей помощи, Ник.
Ответом было гробовое молчание. Ник сидел, сцепив руки на коленях, и смотрел в одну точку. Ты сделал это для своей сестры… Да, и не один раз. Но признайся, дружище, если бы ты об этом не знал, пришло бы тебе в голову подвергаться такому риску, даже имея достаточные основания?
– Ты не можешь мне отказать. Потому что если ты откажешь, я отправлюсь туда в одиночку и, возможно, уже не вернусь… или вернусь не вполне нормальным.
– Прессинг? – приподнял брови Ник.
– Точно, – улыбнулся Хэнк. – Ты обладаешь потрясающей способностью проникать в суть вещей.
– Ладно. – Ник покорно вздохнул. – Когда ты планируешь начать?
– Да хоть сейчас. Чем скорее, тем лучше.
– Что? – Его так и подбросило на диване. – Ты спятил, чувак? Хоть сейчас… Да ты уж который день не просыхаешь. Так дело не пойдет. Запомни: никакого алкоголя, никакой травы накануне путешествия. Здоровая пища, крепкий сон, секс без излишеств – иначе крышу тебе снесет начисто.
– В самом деле?
– Ты, блин, как с луны свалился. К каждому путешествию нужно тщательно готовиться. Это тебе не марихуана. Это сильнейший психоделик. Он изменит твое восприятие. И если ты нуждаешься во мне, ты должен делать то, что я скажу. Понял? Таковы мои условия. Беспрекословное повиновение, никакой самодеятельности.
– Понял. – Хэнк выглядел слегка пришибленным. Похоже, до него действительно начало доходить. – Когда мы сможем начать?
– Для начала выбери день. Как я уже сказал, никакой травы, никакого алкоголя… В доме есть транквилизаторы?
– Зачем?
– Чтобы в случае необходимости прервать хреновый трип. Это бывает не слишком часто, но все же бывает.
– С тобой тоже было?
– Да.
– Почему? – тихо спросил Хэнк. Он уже забыл про свое виски. – Этому есть какое-то объяснение?
– Ну, если боишься… самого сеанса или чего-то другого. Если нездоров. Если испытываешь чувство вины.
– Понятно.
– ЛСД-состояния носят освобождающий характер, это должно быть тебе известно. В обычном состоянии сознания существуют защитные программы, так называемые программы-блокаторы, которые противостоят программам, лежащим ниже уровня сознания, в том числе программам саморазрушения. ЛСД блокирует программы-блокаторы, и мозг начинает использовать весь свой потенциал. Таким образом, ответ на вопрос, отчего бывают хреновые трипы, одновременно является ответом на вопрос, зачем тебе гид. Если бы ты не был уверен в том, что несешь в себе программы саморазрушения, которые могут быть активизированы в результате неграмотно проведенного сеанса, думаю, ты не стал бы утруждать себя поисками гида.
Несколько секунд протекли в полной тишине. Кто из них выключил телевизор? Пульт лежал на столе, это мог сделать как один, так и другой, но кто же в итоге?.. Повернувшись вполоборота к Нику, Хэнк смотрел на него так, будто собирался убить. Лицо его блестело от пота.
– Черт подери, чувак, – негромко, но членораздельно произнес он. – Да ты экстрасенс!
Ник усмехнулся, не спуская с него глаз.
– Помнишь ту рыжую, с волосами ниже спины? – спросил Хэнк. – Ритку. Так вот, она прожила со мной месяцев семь или восемь, а потом я заставил ее сделать аборт. Денег дал и все такое… Она не хотела, рыдала тут в три ручья, но ты же знаешь, как я умею уговаривать. – Хэнк вспомнил про виски и сделал большой глоток. – Короче, во время операции что-то пошло не так, и после ей сказали, что детей у нее больше не будет.
