ради тебя на все.
– Вожак запретил мне быть с тобой, – она сделала долгую паузу и снова уставилась на свечу. – Но я буду скучать.
Вот как ты наказал меня, гребаный оборотень? Не только выставил вон, но и забрал единственную родную душу. Проклятье! Как же жалею, что не убила тебя в день нашей первой встречи. Тогда бы, наверное, рука не дрогнула.
В груди зародился истошный крик ярости, обиды, боли. Он жег изнутри, распирал ребра, но я держала его в себе, когда целовала Касию на прощание, когда ехала по узкой улице Волчьего угла. Лишь в десятке миль от деревни остановила лошадь, упала на землю и выпустила горький вопль в непроглядную темноту осеннего леса.
– Не страшно? – женщина, ласково трепала кобылу за гриву и внимательно глядела на меня. О чем она спрашивает, я поняла не сразу.
– Что?
– Одной не страшно?
– Нет. Но есть вещи страшнее страха.
41. Милый Эмиль
До декабря еще месяц, а на побережье уже выпал первый снег. Слишком рано для Тилаты. Но я не узнавала эту страну не только из-за зимней погоды в начале ноября, здесь с моего последнего визита изменилось многое. Страна – а я проехала по нескольким городам – поизносилась, обнищала, поблекла. Даже центральные улицы столицы, Лазура, потеряли былой лоск. Чахло все. На пристани, когда в день приезда я спросила, в какой день ждать ближайший корабль до Порака, меня подняли на смех.
– Не раньше февраля, милашка, – переведя дух, заявил тощий рыбак с папиросой, кутающийся во фланелевую куртку.
– А торговый?
– Так вот его в феврале и ждем. Пассажирские с начала года вообще не ходят.
– Как? – не поверила своим ушам. Раньше судна курсировали между Тилатой и Пораком дважды в неделю. Эти страны многие века были связующими звеньями двух континентов.
– А вот так, – развел руками мужчина. – Нынче моя шхуна – самое больше судно в порту. Но я тебя могу разве что до Ланк-Руда прокатить, если не боишься, что нас обстреляют.
– И почему так вышло?
– Темные нынче времена, – глубокомысленно заявил он и выпустил мне в лицо дым.
Решила ждать, ничего больше не оставалось: возвращаться назад бессмысленно, а надеяться, что в соседнем Ланк-Руде ситуация лучше, не смела, там всегда жили много скромнее, чем в Тилате. Сняла номер с видом на унылое остывшее море и пыталась делать вид, что все идет по плану. Моя безмерная тоска здесь быстро заменилась скукой, хотя я даже умудрилась найти себе утешение и развлечение.
Его, что казалось весьма забавным, звали Эмиль Саттон, он был градоначальником. Наша первая встреча произошла в единственном сохранившем прежний вид ресторане в первые дни прозябания в Лазуре. Когда он пришел, каждый посетитель, казалось, стал сидеть ровнее и поглощать свой ужин аккуратней, официанты начали бегать с подносами в два раза быстрее, а шеф-повар то и дело выглядывал из-за двери с озабоченным лицом. Тогда я не знала, кто сидит передо мной, но сразу догадалась, что это важная шишка, хоть и был незнакомец для высоких должностей до неприличия молод. Но, что особенно радовало, до неприличия же красив. Светлые почти до белизны волосы, тонкое строгое лицо и сосредоточенный умный взгляд. Я сразу решила, что этот великолепный джентльмен должен стать моим лекарством.
Он заказал какое-то мясо и тилатский виски, я поморщилась: как можно пить это пойло? Подозвала официанта и попросила:
– Принесите мужчине за тем столиком алабский односолодовый «Шикот».
– Что? – гарсон в ужасе покосился на блондина. – Ему?
– Многие говорили, что у меня идеальный тилатский, удивительно, что вы не понимаете, – раздраженно ответила я. – Именно этому светленькому красавчику, который с таким сосредоточенным видом что-то записывает на салфетках. До чего милая привычка…
– Увы, это невозможно, госпожа.
– Ха, я вас поняла. Сколько стоит невозможное сделать возможным?
Глаза официанта забегали, он думал, сомневался, но принял верное решение:
– Сорок.
Кивнула: приемлемо.
Эмиль Саттон по достоинству оценил односолодовый виски, ему также понравилась я, а еще он полюбил трахаться со мной. Мне же пришлись по душе его шелковые волосы, приятный голос и чуткие пальцы. И, конечно, он сам был блистательно великолепен. Не верилось, что этот мистически прекрасный мужчина просто человек. Уверена, его выбрали градоначальником – а в Тилате демократия – в первую очередь из-за идеального лица и тела, а то, что он совсем не глуп, стало для горожан полной неожиданностью, с которой, так уж и быть, они смирились.
Снова не спалось. Каждую ночь перед рассветом что-то будило меня. Прекрасный принц видел сны, его волосы разметались по подушке, ресницы едва заметно дрожали. Я тихо поднялась с постели, подошла к окну и отодвинула штору. В морской глади отражалась безупречно круглый диск. Тяжелый вздох вырвался из груди, по телу пробежала нервная дрожь. Тот, кого пытаюсь забыть, становился так близок, когда я видела луну – его покровительницу. Из болота памяти, в котором старалась утопить образ, всплывали картины, до того живые, что они казались более настоящими, чем реальность здесь. Бесцеремонные прикосновения, грубые пальцы, смыкающиеся на шее, сильные руки, разводящие мои колени, дикий напор похоти… Дьявол! Он заставляет меня намокать даже из другой страны.
Нужно все это вычеркнуть из жизни навсегда. Именно поэтому я сейчас не одна, чтобы в эти долгие лунные ночи не сойти с ума.
– Эмиль, – прерывисто дыша, наклонилась над любовником, – проснись.
Глаза открылись, смотрят сонно и лениво, но я прикасаюсь к его естеству одной рукой, другой – стягиваю пеньюар, провожу ладонью по соскам, они сжимаются, твердея. Молодой, выносливый и такой любвеобильный Саттон сразу понимает, для чего его разбудила, и теперь он тоже не прочь предаться страсти. Сейчас я не хочу прелюдий, мне было достаточно воспоминаний, распаливших огонь желания. Эмиль бормочет что-то, кладет ладони мне на талию и усаживает на свой возбужденный орган. Издав стон, сразу начинаю двигаться, быстро, стараясь как можно скорее избавиться от наваждения. Он стремится мне навстречу, проникает все глубже.
– Я тебя люблю, – неожиданно шепчет он.
Опускаюсь на его грудь, обнимаю и отвечаю на внезапное признание горячим поцелуем.
Еще чуть-чуть, и прошлое оставит меня.
42. Война близко
Следующее утро было снежным и туманным. Я принесла две чашки сваренного по-алабски кофе в постель и внезапно для себя заговорила. Эти слова желали быть произнесенными с того момента, как въехала в страну и увидела, как она переменилась. Пусть сама я вышла из игры, решив исчезнуть из поля зрения короля, забыть о его жутких планах было так же сложно, как и чертовом Грире.
– Ты знаешь, что готовится война? – спросила, вручая мужчине чашку с ароматным напитком.
– Война уже идет, – отозвался он, сделав глоток.
– Я не о ваших местечковых драках с Ланк-Рудом. На Тилату нападет Алабия, Айзек грезит о том, что захватит весь континент.
Тоскливый взгляд глубоких синих с
