Татьяна вздохнула, достала из кармана зеркальце. Лицо, конечно, зареванное, глаза опухли, нос покраснел и блестел, словно начищенный бок самовара. Спуститься бы к реке и умыться или лучше искупаться… Но она не захватила купальник… Правда, можно пройти чуть дальше по берегу, найти среди валунов укрытие и поплавать голышом.
Она так и сделала. Отыскала укромное место, разделась, осторожно ступая по мокрым камням, вошла в воду. Брр! Холодная! Но что там долго думать? Взвизгнула, окунулась, перевела дыхание и поплыла. Господи, как давно она не купалась в реке! С детства, наверно. Вода уже не казалась ледяной, вот только солнечные зайчики, скакавшие по волнам, слепили глаза да течение, почти незаметное с берега, на самом деле оказалось сильным и коварным. Но Татьяна довольно легко проплыла метров двести, затем направилась к небольшой бухточке, отгороженной от основного русла небольшим мысом, и ухватилась за ветку ивы, склонившейся над водой.
Течение здесь почти не ощущалось. Лишь крошечные буруны на поверхности заводи подтверждали, что река только слегка замедлила свой бег. Прогревшаяся до самого дна прозрачная вода в прожилках солнечных лучей, стайки мальков, шнырявших между камней, надежное укрытие среди ивовой листвы… Татьяна быстро согрелась, и ей совсем не хотелось покидать этот почти райский уголок, в пределах которого она чувствовала себя защищенной и почти спокойной. Ветка пружинила, но она крепко держалась за нее, болтала в воде ногами, а когда течение тянуло ее от берега, снова подтягивалась, загребая одной рукой.
Расслабившись, долго лежала на спине, смотрела в бездонное небо, где все так же кружила одинокая птица, то поднимаясь, то опускаясь, подчиняясь одним лишь потокам воздуха… А перед глазами вновь возникло лицо Анатолия. Обида отступила, но теперь она корила себя: почему не сдержалась, не постаралась убедить… Чего испугалась? Сорвалась, накричала… А ведь было еще что-то в его глазах, неуловимое — мелькнуло и исчезло… Страдание? Ей было больно, а ему разве нет?
Татьяна вздохнула и с силой ударила по воде ладонью, окатив себя брызгами. Но чувство горечи не притупилось. К нему добавилось ощущение вины, не менее острое. Все-таки гадко она поступила. Получается, Анатолий должен страдать, мучиться, а она, что ж, совсем без греха? Чистый ангел в белых одеждах, без единого черного пятнышка?
Отпустив ветку, она нырнула и тут же вынырнула, с силой провела ладонями по лицу, чтобы вернуть равновесие рассудку. Неужели вновь все придумала? И этот взгляд в том числе? По крайней мере, если у него и были какие-то чувства, то после безобразной выходки в палатке все кончилось, не успев начаться. Он же сказал: «Иди! Я никого не держу насильно!» По сути, прогнал, но так ей и надо! За глупость надо платить!
Если рассудить по-честному — кто она ему? Пока отвечала на письма — все было просто и ясно, и даже когда целовались, а он признавался в любви, она тоже ни в чем не сомневалась. Одно успокаивало — правильно, что отказала ему в близости, иначе слезами бы не отделалась. А так ушла себе и ушла — сама во всем виновата. А он найдет, кому рассказывать о своих любимых кыргызах. И с кем целоваться, тоже быстро найдет. А не найдет, так Ева охотно подыщет ей замену…
От долгого пребывания в воде зубы начали выбивать дробь. Страстно захотелось полежать на теплом песке. Татьяна выбралась на берег. Она совсем забыла, что возвращаться к оставленной на камнях одежде придется против течения, а ей не хотелось напрасной борьбы с речным потоком почти в той же мере, что и с подозрениями Анатолия. Пришлось пробежаться голышом по горячей, как угли, гальке, то и дело шипя от боли и ругаясь сквозь зубы. Наконец она добралась до одежды, торопливо натянула белье, майку и вдруг услышала стук камней. Шел человек, и, судя по шуму, не один. Но она не видела, кто именно приближался к ней со стороны лагеря. Людей скрывал огромный, размерами с небольшой дачный домик, валун. Его следовало обогнуть, прежде чем выйти на тропу. Татьяна замерла с шортами в руках. Затем опомнилась, всунула одну ногу и присела от страха. Люди остановились совсем близко. Щелкнула зажигалка, повеяло сигаретным дымом.
— Зачем повторять дважды? — произнес раздраженно низкий мужской голос, видно, продолжая разговор. — Грязные делишки — без меня. Я давно завязал!
В ответ раздался смешок. И тоже мужской голос:
— Кто теперь тебя отпустит? Хочешь свалить по тихой? Нет, брат, не получится! Если надумаешь, то только вперед ногами!
— Я свое отмотал! — глухо произнес первый. — И второй раз на нары не ходок!
Татьяну бросило в жар, а затем — в холод. Она узнала этот голос. Федор! Что происходит? С кем он разговаривает? Второй голос ей был тоже знаком, смутно, конечно, но она точно его недавно слышала.
Ее слегка потряхивало от страха. Да что там слегка? Она боялась не только пошевелиться — перевести дыхание опасалась. Так и сидела, согнувшись в камнях, с ногой в штанине, ведь требовалось привстать, чтобы натянуть шорты на бедра. При этом ей безумно хотелось посмотреть, с кем Федор разговаривает. Но для этого требовалось заглянуть за валун, до которого надо как-то преодолеть метра три-четыре открытого пространства.
— А кто хочет на нары? — хихикнул второй. — Тебе за то и заплатят, чтоб расторопней был. Вдвойне заплатят…
— Мне платят на раскопе, — буркнул Федор, — а ваши поганые деньги мне ни к чему.
— Ну ты альтруист! — изумился второй. — Сравнил коня и трепетную лань — гроши на раскопе, и те, что Дед обещал заплатить.
— Пускай гроши, но это — честные гроши, — не сдавался Федор. — Придет время, вернусь в археологию… Мне сына нужно растить, а не по тюрьмам мыкаться…
— Зря ты, Федя, — с явным сожалением произнес второй. — Кто тебя ждет в твоей археологии? А сына приятнее с большими деньгами растить, а не в нищете…
— Не твое дело! — снова пробурчал Федор. — Лучше о себе позаботься. От тюрьмы, как от сумы…
Снова послышался стук камней. Видно, Федор и его невидимый собеседник отошли от валуна, и голоса их теперь были едва слышны. Так, непонятное бормотание, ни одного слова не разобрать…
Татьяна перевела дыхание. В этот момент она забыла, что нужно дышать. А вдруг им вздумалось бы обойти валун? Как бы они отреагировали на нечаянного свидетеля своего разговора? Лицо и шея вспотели, а по спине побежала противная холодная струйка. Она никогда не числилась в отчаянных смельчаках и безрассудством тоже не отличалась. А тут, словно бес подтолкнул на шальной поступок: нужно осторожно залезть на валун и посмотреть, кто находится за ним, ведь, если она плохо слышит их разговор, то и ее вряд ли услышат. Но сначала надо незаметно подкрасться, не потревожив камней, не запнувшись за ветки, принесенные вешней водой. Чтобы не стукнуло, не заскрипело, не хрустнуло, а для этого следует просто смотреть под ноги. И наступать, как учил ее Анатолий: сначала на носок, а затем — на пятку.
