Она улыбнулась в темноту.
– Ты меня не используешь. А если даже и так – это судьба. Или что-то вроде этого «потом».
– А сегодняшняя ночь нам всё-таки дана для любви, – Эбботт погасил сигарету и обнял Элис.
На этот раз он усадил её верхом.
– М-м-м-м, – вырвалось у неё, – Хорошо! М-м-м-м, как хорошо. Всё, что ты делаешь так хорошо.
В темноте, чуть разбавленной лунным светом он видел только её силуэт и длинные волосы, рассыпавшиеся по обнажённым плечам.
– Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя красивые плечи?
– Никогда не знала, что во мне есть что-то красивое. Это всё от темноты.
– Это не от темноты.
Тяжело дыша она выдохнула:
– Господи, я хочу, чтобы так было всегда. Чтобы я тебя видела, а ты меня – нет. Особенно глаз моих косых.
– Я и чёрного муравья замечу на чёрной скале чёрной-чёрной ночью. И мне нравятся твои глаза.
Она прижалась к нему, так что её длинные волосы падали ему на лицо.
– Если я бы жила до ста лет, – прошептала она, – и то не была бы счастливей, чем теперь.
* * *
Ему нравилось сидеть в сумерках на веранде и смотреть, как белая дымка саваном наползает на город со стороны мангровых болот. Потом поднималось солце, выжигало дымку, а на жестяных крышах занимали свои места пыльно-чёрные грифы, похожие на разорившихся стряпчих.
Так он потел день за днём в ожидании судна в Англию.
Если повезёт, он окажется там почти одновременно с Нджалой, в настоящее время находившимся на совещании стран ОПЕК в Женеве. Делегаты собирались ещё раз взвинтить цены на нефть, ну и хорошенько погулять за казённый счёт.
На следующие недели у Нджалы намечался плотный график. После Швейцарии он ехал в Кампалу на встречу стран Организации Африканского единства (ещё одна гулянка), потом на секретную встречу в Бейруте. Официально – неделю отдохнуть перед Лондоном, на самом деле – на встречу с лидерами «Чёрного Сентября», который он поддерживал финансами и не только.
В Англии Нджала ожидался к концу апреля. К тому времени требовалось и судно, но, его-то как назло и не было. Если не повезёт, Нджала может уйти. Впрочем, безразлично. Он последует за Нджалой куда угодно, наподобие Ока Божья.
Понедельник выдался ясным и солнечным. Завтракали опять у окна. Оба молчали. Потом чуть не поссорились – всего из-за одного-то тоста.
Тост съел Эбботт. Выпил три чашки кофе. Элис сказала, что он должен поесть ещё, а Эбботт сказал, что больше не хочет, и получилась вдруг настоящая семейная сцена – из-за полной чепухи.
Потом Элис плакала, а Эбботт прижимал её к себе и они постепенно успокоились.
– Это сегодня, да? – спросила она.
Он кивнул.
– Если всё получится.
– О чём это ты?
– Планы – дело тонкое – их может похоронить что угодно – от проколотой покрышки до громкого чиха.
– И что ты будешь делать?
– Всё, от меня зависящее. А потом – надеяться, что оно не пойдёт кувырком, как в прошлый раз.
Он ещё держал её за руку.
– Дай мне уйти, – попросила она, – или не отпускай вообще.
Он отпустил её. Она поцеловала его в щёку.
– Ненавижу прощаться, – сказала она.
– Ага.
Короткое молчание. У самой двери она обернулась:
– Я еду к маме. Тебе понадобится машина?
Эбботт покачал головой. Элис стояла у самой двери.
– Забавно, – сказал он, – полжизни говоришь «Спасибо» и «Благодарю», а когда благодарен на самом деле – и сказать-то нечего.
– Просто возвращайся, – ответила Элис и вышла.
Некоторое время он прислушивался к затихающим шагам на лестнице, потом подошёл к уличному окну.
Долго смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Элис не оглянулась.
Потом позвонил в Скотленд-Ярд.
– Старшего суперинтенданта Шеппарда, пожалуйста.
Его попросили подождать, потом ответил женский голос:
– Офис старшего суперинтенданта Шеппарда. Чем могу служить?
– Это департамент О-А-6, – Эбботт от души надеялся, что идентификационный код не менялся. Впрочем, с чего бы? – Мог бы я поговорить с ним?
– Он в Питерсфилде.
– А я думал он вернулся после той стрельбы на Ватерлоо.
– Вернулся. А потом опять уехал.
– Хорошо, спасибо.
– Что передавать, кто звонил?
– Из офиса мистера Фрэнка Смита.
Он положил трубку. Итак, Питерсфилд. Оставалось выяснить только адрес.
Перед тем, как посадить Дорис на вертолёт до Лондона, Нджала взял её на прогулку.
Она была поражена мерами безопасности, окружавшими его.
– О Боже! Все эти собаки, люди… Они с тобой носятся, как…
Нджала расхохотался.
– Это всё из-за ИРА или ещё каких-то террористов. Собираются похищать больших шишек. А англичане большие перестраховщики.
Широко распахнув глаза она продолжала расспрашивать его, а он отвечал ей с добрым отеческим юмором.
Перед самым отлётом он сказал:
– Я хочу видеть тебя.
– Когда?
– Не знаю точно. Но я позвоню – завтра, максимум послезавтра. Хочу быть уверен, что у тебя нет других дел.
– Можешь быть уверен.
Теперь Эбботт звонил в отдел, отвечавший за состояние зданий, принадлежавших Департаменту на юго-востоке. Он заговорил с сильным валлийским акцентом:
– Слушай, парень, если вы не делаете там ремонта, откуда, чёрт побери, на меня свалился заказ на починку тридцати футов кровельных желобов и на покраску грёбанного фасада? Объясни, а?… Нет, чья подпись разобрать не могу. Но завизировал старина Пилкингтона, сечёшь? Ну как, всё в порядке, да?… Загадка? Никакой загадки, парень. Вот, чёрным по белому: «Для работ, проводимых в Мэнор-хаус, Апден, Питерсфилд». Что значит «неправильный адрес»? Не говори мне, что это не Питерсфилд, потому как я точно знаю… А! А, вот что – Лейфилд-холл. Да, ты того, номер мне их дай, если что – не хочу опять чувствовать себя болваном…Хорошо. Спасибо. Но, чёрт побери, как это у вас в отделе умудрились послать заказ на неправильный адрес, а? Ладно, парень, ладно, не я поднимал эту заваруху, это всё старый хрыч Гимбел из Финансов, ну ты же знаешь, что это за сукин сын…
Телефон звонил, звонил и звонил и Дорис в конце концов не выдержала и встала.
– Господи, – сказала она.
– Нет, только Джордж, – жизнерадостно отозвалась трубка.
– Ты знаешь, который час?
– Час ноль пять. Утро!
– Этим утром раньше десяти я не встану. Вымоталась я, Джордж, вымоталась… Понимаешь, парень, вымоталась.
– А как насчёт денег, детка?
– Не надо денег, Джордж, дай просто поспать, хорошо?
– Не надо десяти штук?
