— Немного выше.
Сладостная тяжесть возникла в животе Габриеллы, но разум и дух протестовали против приятных ощущений от прикосновения к его коже. Пусть она и не дипломированная массажистка, но ей известна разница между лечебным и чувственным массажем.
— Габриелла?
— Да.
— Прошу прощения за то, что произошло в парке на прошлой неделе.
— За то, что повалил меня?
— Нет, за это я не прошу прощения. Мне это доставило удовольствие.
— За что же тогда?
— За то, что напугал тебя.
— И только за это?
— Ну да.
Габриелла подозревала, что Джо нечасто приносит извинения за что-либо, и потому приняла их в качестве сделанных им из лучших побуждений.
— Должен признаться, меня еще никогда не принимали за извращенца.
— Возможно и принимали, но просто никто, кроме меня, не сообщил тебе об этом. — Габриелла улыбнулась своим мыслям. — Иногда у тебя очень угрожающая аура. Тебе надо что-то предпринять.
— Непременно.
Она надавила большими пальцами на точку в основании черепа.
— Прости, что повредила тебе ногу.
Джо резко обернулся. Его карие глаза уставились на Габриеллу, искусственный свет камина заиграл золотистыми отблесками на его лице.
— Когда?
— В тот день в парке, когда я опрокинула тебя на землю. Потом по пути к машине ты прихрамывал.
— Это старая травма. Ты тут ни при чем.
— О!
— Ты, похоже, разочарована.
— Нет. Не то что разочарована… Ты так ужасно обошелся со мной, что мне доставляло удовольствие думать, будто мне тоже удалось заставить тебя немного страдать в тот день.
Прежде чем вновь отвернуться, Джо рассмеялся.
— Тебе это удалось. Каждый раз, когда я прихожу в участок, меня потчуют массой грязных шуток насчет тебя и твоего лака для волос. Вероятно, мне еще долгие годы предстоит слышать о тебе.
— Когда это дело закончится, все забудут обо мне. Вероятно, ты тоже забудешь.
— Теперь этого никогда не произойдет, — низким грудным голосом произнес Джо. — Мне никогда не забыть тебя, Габриелла Бридлав.
Эти слова доставили Габриелле намного больше удовольствия, чем она готова была признать. Они тронули ее до глубины души и согрели. Она провела руками по бокам Джо к талии, затем вверх к подмышкам и снова вниз.
— Теперь почувствуй напряжение в плечах. Сделай глубокий вдох и задержи дыхание. — Она ощутила, как он втянул живот и мышцы его напряглись. — Ты не задерживаешь дыхание, ведь так? Ты должен правильно дышать, если хочешь полностью расслабиться.
— Это невозможно.
— Почему?
— Поверь мне на слово.
— Стакан вина тебе поможет?
— Я не пью вина. — Джо помолчал, прежде чем произнес следующую фразу. — Только одно может мне помочь.
— Что же?
— Холодный душ.
— Вряд ли это лучший способ расслабиться.
Он снова рассмеялся, но смех его звучал невесело.
— Что ж, есть еще кое-что, о чем я размышлял, сидя здесь.
— О чем же? — спросила Габриелла, хотя уже догадалась.
— Неважно. — Голос Джо прозвучал тихо и хрипло. — Для этого нам придется раздеться, а это не может произойти.
Конечно, Габриелла понимала, что это не может произойти. Они являли собой полную противоположность друг другу. Ей нужен просветленный мужчина. А Джо Шенегэн так же просветлен, как пещерный человек. Он считал ее сумасшедшей, и, возможно, она именно такова. Менее недели назад Габриелла думала, что он извращенец, а теперь он сидит в ее гостиной, а она смазывает маслом его тело, словно он близок ей. Вероятно, она сумасшедшая. И все же она спросила:
— Почему?
— Ты мой осведомитель.
Что, по мнению Габриеллы, вовсе не являлось веской причиной. Подписанное ею соглашение стать осведомителем всего лишь кусок бумаги. Кусок бумаги, от которого не зависят желания. Сейчас лишь тот факт, что они совершенно разные люди с абсолютно противоположными взглядами, мог бы послужить веской причиной и удержать их от огромной ошибки лечь в одну постель.
Но, наблюдая за отблесками света на гладкой коже спины Джо, Габриелла подумала, что различия между ними, похоже, перестали иметь столь принципиальное значение. Движения ее рук постепенно становились медленнее, умиротвореннее и чувственнее. Джо лишил ее самообладания настолько, что она забыла, что не должна вкладывать в свои движения эмоции. Она окунула пальцы в нагретое масло, и прикосновения ее превратились в нежные поглаживания.
— Ощути тяжесть в солнечном сплетении и в животе. Сделай глубокий вдох и выдохни.
Она закрыла глаза и позволила своим рукам скользнуть по ставшим податливыми мышцам спины Джо. Он задрожал, и Габриелла внезапно ощутила всепоглощающую потребность наклониться и впиться в Джо зубами.
— Ощути тяжесть в паху.
— Слишком поздно. — Джо встал и повернулся к Габриелле. — Она уже давно там.
Габриелла устремила взгляд на его искривившиеся губы. Она подняла руки и, положив их на плоский живот Джо, принялась поглаживать большими пальцами волосы вокруг пупка. Опустив глаза, Габриелла заметила выпуклость, которую ни с чем невозможно перепутать. В горле у нее пересохло. Она облизала губы, и взгляд ее опустился еще ниже, к шраму на бедре, заметному сквозь разошедшиеся края пляжного полотенца.
— Сядь, Джо, — приказала она, и он опустился на стул. Полотенце сползло, обнажив край черных боксерских трусов. — Это то место, куда тебя ранили? — спросила Габриелла, опускаясь на колени между его ногами.
— Да.
Она погрузила большой палец в масло и сделала им несколько круговых движений по шраму.
— Тебе все еще больно?
— Нет. Во всяком случае, не так, как было, — прохрипел Джо.
— Кто это тебя?
Глядя на нее из-под опущенных век, Джо медлил с ответом, что немного удивило Габриеллу.
— Осведомитель Робби Мартин. Ты, возможно, слышала об этом случае. Около года назад о нем писали все газеты.
Имя показалось Габриелле знакомым, и через мгновение она вспомнила. Перед ее мысленным взором возник портрет юного блондина. Эта история долго не сходила со страниц газет. Имя полицейского, сделавшего роковой выстрел, не сообщалось, и она забыла об всем, кроме того, что Робби застрелили.
— Это был ты?
Он снова помолчал прежде, чем ответить.
— Да.
Медленно она провела несколько раз вверх и вниз по шраму и немного усилила нажим. Габриелла вспомнила детали, ибо, как и все в городе, обсуждала их с друзьями и задавалась вопросом, остались ли еще в городе полицейские, не готовые спустить курок, чтобы убивать молодых ребят лишь за то, что они выкурили немного «травки».
