Не знаю, почему человеку иногда так важно рассказать хоть кому-то, что он чувствует. Все эти дни я ходила почти в полубессознательном состоянии, как больная, невпопад отвечала и не сразу реагировала на звуки, действия и окружающий мир. Все поблекло, потеряло краски. Но никто, кроме Кирилла, не хотел меня слушать. А ему, по понятным причинам, я никогда и ни за что об этом не расскажу.
Я брела по коридору, четко запланировав себе зайти в деканат и узнать насчет новой карточки для стипендии — на днях я, во время очередного приступа суровой задумчивости, засунула ее и напрочь забыла, куда. Остановившись рядом с какой-то аудиторией, чтобы вытащить из сумки документы, я не заметила и едва не сбила с ног эстетичку, Елену Владимировну, которая выходила с пары у Светкиной группы.
— Ой, простите, — я покраснела и принялась собирать разлетевшиеся по коридору бумажки. — Задумалась!
Елена Владимировна сдержанно улыбнулась, принимая из моих рук огромную кипу бумажек — раздаточного материала и листков с контрольными. Я закусила губу, все еще чувствуя себя неловко, и, чтобы загладить вину, решила предложить ей помощь.
— Спасибо, Вика, — ее бледное лицо еще раз осветила улыбка, на этот раз — немного более приветливая. Я удивилась, что она знает мое имя. Все-таки, столько студентов… да и эстетика — просто обычный общий предмет, «сдали и забыли».
Мы вышли из факультета в долгую галерею, соединяющую его с главным корпусом, где находилась кафедра философии. Почему-то идти молча мне было неуютно, и я, кажется, спросила что-то о следующей паре, потом о погоде. Мы поднялись на второй этаж, и эстетичка водрузила на меня всю эту впечатляющую кипу бумаг, пока открывала дверь своего маленького кабинетика.
— Угощайся, — она протянула мне коробку конфет. — И еще раз спасибо, иначе я бы это все в два захода тащила.
— Да, наши мальчики не особо внимательны, — согласилась я. — Не знала, что у вас свой кабинет.
— Что-то я давно не видела Алису, — неожиданно сказала она, усаживаясь в кресло. — Заболела?
Ого! Ее она тоже знает?!
— Ну… да, у нее серьезная простуда, — соврала я. — Вот интересно: а как вы нас запоминаете? Я до сих пор не всех в группе собственной знаю.
Елена Владимировна легким движением откинула со лба золотистый локон.
— Очень трудно не запомнить девушку с фамилией Самаева, если ее отец не сходит со страниц газет. Он ведь собрался баллотироваться в депутаты облсовета, так?
— Вот об этом не в курсе, — я пожала плечами. — Газет не читаю, а об отце Алиса говорит мало.
Здесь было так уютно и тепло, что выходить из этого кабинета и идти домой мне категорически не хотелось. Кажется, Елена Владимировна не желала избавиться от моего общества, так что я присела на край стула и взглянула ей в лицо. Что-то в этой маленькой хрупкой женщине действительно притягивало и располагало, прав был Стас. То ли мягкие черты лица, простоватые, не слишком запоминающиеся, но в общем милые, то ли особенный обволакивающий взгляд светло-серых глаз создавали вокруг нее ауру абсолютной уютности и расслабленности. Мне было приятно сидеть именно здесь, именно сейчас, и есть ее конфеты, будто мы дружили с ней сотню лет.
— Ну вот, а тебя я запомнила благодаря ей и… Стасу, — преподавательница помрачнела. — Как он?
— Так же, — поморщилась я, стараясь изгнать из памяти свой прошлый бесславный визит в больницу. — Врачи ничего не обещают.
Мы помолчали, она взяла со стола ручку и стала бездумно выводить на листочке какие-то узоры. Тут бы мне и уйти, но внезапно я, прежде, чем успела хоть мельком подумать, что делаю, произнесла:
— Елена Владимировна, вот у меня к вам вопрос остался, еще с той пары о прекрасном. Помните, вы говорили, что красота часто губительна? — я поперхнулась и, кажется, залилась краской, но остановиться уже не могла. — Просто мне рассказывали один случай… Вот у девушки был парень, которого она очень любила. Но вдруг у нее появилась очень красивая подруга. Даже не так. ОЧЕНЬ КРАСИВАЯ, — от смущения я едва могла дышать. — И вот в один момент эта девушка вдруг поняла, что ее тянет к этой самой подруге. Ну, в смысле, она будто влюбилась в нее, что ли… Может ли это быть только из-за ее красоты?
— Трудно судить, не зная ситуации. Впрочем, такие истории в Древнем Риме и Греции были в порядке вещей, — эстетичка удивленно подняла бровь, но, слава Богу, не сказала: «А подругу, наверное, зовут Алиса». Я облегченно выдохнула.
— Да, я читала как-то.
— И привлекать могла не только красота. Талант, сила, смелость. Любое качество, идеализируемое человеком. Но красота из них — самая разрушительная.
— Почему?
— Потому что большинство людей — визуалы. И восемьдесят процентов информации мы воспринимаем именно глазами. Влюбиться в картинку — проще простого, даже не играет роли, какого она пола — как неважно, какого пола прекрасная скульптура, — Елена Владимировна слегка прищурилась, рассматривая мое лицо. — Но ты ведь не это хотела услышать?
Если до того я была красной, теперь, похоже, слилась цветом с беленой стеной кабинета, даже голова закружилась.
— Ты хотела спросить моего мнения, нормально ли чувствовать влечение к человеку своего пола?
— Почему вы так подумали?
— Потому что своим вопросом ты хочешь оправдать ту девушку и переложить ответственность за возникновение этих чувств на ее красивую подругу. Но так не бывает. Всегда виноваты оба — кто-то искушает, а кто-то — поддается искушению. Дыма без огня не бывает.
Шах и мат.
Да, черт возьми! Мне хотелось услышать хоть от кого-нибудь, что со мной все в порядке, что это бесовское наваждение, что я могу любить Кирилла, даже заглядываясь на ангельское личико Алисы, и при этом знать: все дело в том, что мне просто нравится ее внешность, ничего больше. Я так разволновалась, что на глазах выступили слезы. Ой, нет. Надо срочно бежать! Меня душил стыд и разочарование, и стены закачались и поплыли перед глазами. Я потянула руку за своей сумкой, лежащей на тумбочке, и неуверенно качнулась, зацепив кипу бумаг, лежащих на столе. Они тут же разлетелись по полу.
— Ой, извините, — пролепетала я, бросившись собирать их по всему кабинету. — Я прямо как слон… в этой самой… лавке.
— Вика, причин таким чувствам может быть несколько, — эстетичка опустилась рядом со мной, помогая ликвидировать бедлам. — Так бывает, и не стоит винить этих людей. Часто к такому приводит нехватка материнской любви, иногда — неправильное воспитание…
— Да, — всхлипнула я. — Но что этой девушке делать теперь? Она ведь собралась выходить замуж! Она же любит своего жениха!
