– Как говорится, из первоисточника. Когда Алекс с Лидией только поженились, наша фирма как раз занималась рекламой этих отравляющих веществ, то есть безалкогольных напитков. То есть мы, конечно, не знали сначала, что они собой представляют, поэтому для тестя босса расстарались вовсю. Глеб Сергеич и Борис Иваныч, как всегда, придумали потрясающую упаковку. Да ты знаешь! Эти «Карандашики» и сейчас везде продают.
– «Карандашики» – это такие узкие граненые бутылочки с крышками, будто разноцветные грифели карандашей? Их и целыми наборами продают, как настоящие карандаши. Иногда даже с надписью «Подарок первокласснику», – тут же вспомнила я.
– Ага! Они самые! И жидкость внутри такая же яркая и разноцветная, как грифели на крышках. Детишкам нравится до одурения.
Да, Анжелка была права. Чуть ли не каждый второй петербургский ребенок, идя по городу, прикладывается к такой нарядной бутылочке. Сейчас это модно и престижно даже среди тинейджеров. Не менеее модно, чем к пиву.
– Ну и… собственно… что такого плохого в «Карандашиках»? – удивилась я.
– Я же сказала – химия, отрава! Отец Лидии на радостях нам каждому вручил по такому вот «Подарку первокласснику». Так от этой жижи, представляешь, чашки было не отмыть! Краска въедается чуть ли не насмерть! Дашка из оранжевой бутылочки пролила себе на юбку и на пластиковый стол, где мы обедали, несколько капель этой дряни, так, не поверишь, только с хлоркой смогли вывести! А с Дашкиной юбки они так и не отстирались вообще. Все эти лимонады – из порошков, которые подлец Неверов за бесценок скупает за границей. Травит ими российских детей и делает на этом сумасшедшие деньги!
– А что же общественность молчит? – растерялась я.
– Общественность эту гадость не пьет, детям скармливает. А дети в стаканы не наливают, поэтому осадка не видят. Знаешь, говорят, на неверовских комбинатах жуткая текучесть кадров, потому что долго дышать этими порошками невозможно. Легочные заболевания начинаются.
– Все всё знают, и все-таки народ идет к нему работать?
– А он хорошо платит. Правда, черным налом. Но сейчас редко где можно заработать больше, чем в империи Лидкиного батяни.
– И как же так можно?! И что же это такое делается?! – Я даже не могла продолжать мыть пол после таких душераздирающих известий.
– Тут большие деньги крутятся, Надя. А за деньги, как известно, можно всё. Всё покупается и продается. И все покупаются и продаются.
– И что же… Шаманаев тоже продался?
– Как тебе сказать… Ты же видела Лидию. Красавица! И потом, мы же не сразу узнали, что представляет собой продукция комбинатов ее папаши. Позже Алекс пытался возмущаться, развернул даже какую-то кампанию, но, разумеется, был задушен неверовскими деньжищами. Я думаю, тут как раз и наметилась первая трещина между ним и Лидией. Но пока они жили вместе, Шаманаеву приходилось мириться и с «Карандашиками», и с «Тропиканочкой», и с «Лесным чудом»!
– Как? И это тоже?
– И это тоже! Никогда, Надя, не покупай напитки фирмы «Neveroff»! – Анжелка с волосами, забранными под косыночку, и с тряпкой в руках олицетворяла собой живой плакат санэпидемстанции. Не хватало только ореола над головой из букв: «Никогда не ешьте немытых овощей и фруктов!»
– И ты думаешь, что муниципалитет… – начала я.
– Как только сэр Neveroff заикнулся о желании присовокупить к своим неисчислимым богатствам помещение какого-то жалкого агентства «Ирма», – продолжила Анжелка, – ему не то что аренду предложили, а, думаю, и весь домик с радостью продали. Зуб даю, что из нашего бывшего здания вообще всех выселят, и Лидуся Александровна Неверова-Шаманаева устроит там какой-нибудь… публичный дом.
– Знаешь, Анжела, мне почему-то показалось, что Лидия и правда до сих пор любит Алекса, – сказала я. – Она вчера выглядела очень несчастной, хотя изо всех сил старалась подпустить демонического жару.
– Все может быть, Надя. Некоторые женщины почему-то в любви здорово агрессивны. Что Шаманаиха, что Дашка… Не всем мужчинам это нравится, верно ведь?
В ответ на это Анжелкино обобщение мне очень хотелось сказать, что все – и женщины, и мужчины – хотят одного: верности. А если ее нет, то не поможет ни агрессивность, ни доброта с нежностью. Но я ничего не сказала. Анжелка мое молчание посчитала за знак согласия.
К вечеру Шаманаев действительно привез компьютеры и выгнал нас с Анжелкой домой, чтобы мы не путались под ногами, когда их будут устанавливать и тянуть сеть.
А на следующий день в отмытом, но душном и неуютном подвале веб-консалтинговое агентство «Ирма» возобновило свою работу. Было нелегко не только потому, что мы находились в непривычных и очень некомфортных условиях. С отъездом Ирмы и уходом Дашки с Воронцовым нас осталось всего шесть человек, включая самого босса. Шаманаев пытался привлечь в фирму других сотрудников, но претенденты на рабочее место, попотев пять минут в нашем подвале, шли искать себе другое место.
Несколько молодых ребят лет эдак двадцати четырех выразили желание остаться в нашем бункере, но Лешка Шаман по какой-то причине их все же отбраковал.
– Я думаю, Надя, Алексу кажется, что Воронцов все-таки вернется, – сказала мне Анжелка. – А ты как думаешь?
– Что думает Шаманаев, мне вообще неизвестно, а что касается Воронцова… Скорее всего, он организует собственное дело.
– Значит, вы с ним все-таки встречаетесь? – обрадованно вскрикнула Анжелка.
– С чего ты взяла?
– Ну, он же сказал тебе про свое дело!
– Он мне не говорил. Это я сама так думаю.
– Но вы все-таки встречаетесь? – допытывалась Анжелка, которой очень хотелось, чтобы все вокруг встречались друг с другом и были бы так же счастливы, как она с Павликом.
– Мы не встречаемся, – ответила я как можно короче, чтобы девушка от меня отстала, но она и не собиралась отставать:
– Ой, Надя-я-я! Как же ты его лю-ю-ю-юбишь! Это же видно невооруженным гла-а-азом!
– Дурочка ты, Анжелка. Сама втрескалась по самые уши, вот тебе и кажется, что все вокруг тоже влюблены, – сказала я в ответ. А что еще мне было сказать?!
Анжела счастливо улыбнулась.
– Мы уже и заявление подали! – сообщила она.
– Как? – удивилась я. – Неужели Дашка дала Дроздецкому развод?
– Дала, – прошептала Анжела, и с ее радостной мордашки как-то вмиг сползли и веселость и счастливость.
– Чего так кисло отвечаешь? – очередной раз удивилась я.
– Я не кисло…
– А как?
– Знаешь, Надя, эта Дашка – такая страшная женщина, что лучше вспоминать ее пореже. – Анжелка высказала вполне здравую мысль, но выражение ее лица мне почему-то не понравилось.
– Хорошо, не будем вспоминать, – согласилась я. – И когда же свадьба?
