— Хочу тебя, — шепчет он хрипло. — Хочу тебя прямо сейчас, прямо здесь, Славка.
Отрываюсь от члена. Понимаю, что он сейчас трахнет меня, прямо под звуки классики, и самое главное — сама этого хочу не меньше его. Но странно, именно сейчас я чувствую себя шлюхой. Которую заставили, вынудили лечь под мужика. Чувствую себя грязной, это гадко. А минет даёт чувство хоть какого-то превосходства, позволяет мне контролировать процесс. Легонько, на грани боли прикусываю нежную кожу члена.
— Позволь мне сделать тебе хорошо, — прошу я.
Грубые мужские руки уже задирают наверх моё платье, и противостоять я ему не смогу. На глаза снова наворачиваются слезы, но реветь я не стану. А Давид останавливается вдруг.
— Тогда делай это, как следует.
Я делаю. Скольжу губами вдоль члена. Вбираю его в себя полностью, такого, кажется необъятного. Рукой помогаю, на мгновение вынимаю член изо рта, провожу языком по мошонке, заставляя Давида ещё сильнее сжать пальцы на моей голове. Я знаю, ему так нравится.
— Соси, — хрипло бросает он, и я продолжаю.
Саднит горло, слезы теперь уже настоящие выступают на глаза от непроизвольной реакции, дышать тяжело. Я стою перед ним на коленях и паркет больно врезается в кожу. Давид нажимает на затылок сильнее, удерживая член внутри меня так глубоко, как это возможно, не давая возможности дышать, а потом кончает.
Часть спермы течёт напрямую в горло, хочется кашлять, но я терплю, остаток несколько секунд держу во рту, затем проглатываю. Вытираю рот, одергиваю платье, поправляю безнадёжно испорченную причёску. Сажусь на свое место. На коленях красные пятна от пола. Перевожу взгляд на сцену.
— Мне кажется, Базиль переигрывает, — спокойно отмечаю я.
— Славка, ты невозможная, — смеётся, застегиваясь, Давид. Он выглядит удовлетворенным и расслабленным, внутри меня же все сжато в пружину.
Охрана молча появляется и занимает свои места. В антракт мы не выходим, так понимаю, Давид максимально ограничивает время проведённое в публичных местах. Нам приносят вино и свежие ягоды. Не стандартную клубнику, а чернику и малину, я так любила малину раньше…
Выходим мы немного позже остальных, но в фойе ещё много людей. Охранник помогает мне надеть пальто. Я себя чувствую потерянной, мне так хочется вернуть уверенность в себе, но не получается.
— Давид, — раздаётся чей-то голос. — Ты решил, наконец, приобщиться к культурной жизни нашего города?
Останавливаемся, ожидая группу мужчин. Тот, который окликнул Чабаша, обнимает его так, словно сотню лет не видел, и смертельно соскучился. Я смотрю на него. Высокий. Крепкий, не толстый, именно крепкий, словно медведь. Квадратная челюсть, короткий ёжик седеющих уже волос, и пронзительный взгляд серых глаз, который определял все. Мне не нравился этот человек, источающий силу и энергию, я видела в нем зло. Но Давид явно его не боялся, он не боялся никого.
— Как тебе постановка? — спросил седой.
— По-моему, Базиль переигрывал, — ответил Чабаш, нашёл меня глазами и улыбнулся легко. — Но я прекрасно провел время.
— Я слышал про твои заморочки с той землёй, Давид, — начал мужчина, а потом увидел меня.
Я стояла чуть в сторонке. Жизнь давно научила меня — в мужские игры не лезть. Всё равно ты только красивая игрушка для них, не больше. Они не видят в тебе равного себе. Поэтому я максимально дистанцируюсь в такие моменты.
Но этот взгляд… он не просто масляный, к таким я привыкла. Этот мысленно разорвал моё платье, поставил на четвереньки и изнасиловал. И если бы не Давид рядом, он бы так и поступил.
— Херня все, — отмахнулся Давид. — Я свое поимел.
Кивнул, прощаясь, взял меня за руку и повёл прочь. Я шагаю и чувствую на себе этот тяжёлый мужской взгляд. Всё будет хорошо, сказала я себе. Я просто сделаю свое дело, заберу Серёжку. И не будет никаких мужчин, минетов в ложе под звуки классики, сбитых коленок. Это не моя жизнь больше.
— Кто это? — не сдержалась я.
— Гараев, — откликнулся Давид. — Губернатор. Не забивай ерундой свою хорошенькую голову.
Автомобили, в которых мы и охрана, движутся к моему отелю. Я молчу, хотя не нужно молчать. Молчанием не зацепить. Смеяться нужно и совершать глупости. Нужно быть интересной, а не унылой.
— Поехали ко мне? — вдруг удивляет Давид.
Застает меня врасплох. Я бы может и поехала, это вполне бы входило в планы. Но сегодня Виктор сказал, что позволит мне поговорить с сыном. Без сынишки меня ломает и выворачивает изнутри, и этот разговор нужен мне, как воздух.
— Прости, на сегодня у меня другие планы.
Ловит меня за руку, наваливается близко так, лицо к лицу. Смотрю на него и вспоминаю о том, что Чабаш вовсе не милый и смешной. Милые до таких высот не долетают. Глаза у него смеются, а внутри сталь. Не стоит обманываться.
— В какие игры ты вздумала играть, девочка?
Приоткрываю рот, и быстрым движением провожу языком по его губам.
— В приятные, Давид. Я тебе дам только тогда, когда твои яйца от напряжения зазвенят.
Выпускает. Иду ко входу в отель, хотя бежать хочется. Поднимаюсь к себе, принимаю душ. Сижу, жду звонка, разглядываю ссадинки на коленях. То и дело одергиваю себя, чтобы не позвонить самой. Не стоит, Виктор разозлится. Наконец, звонок раздаётся, трубку беру сразу.
— Ты ходила с ним на балет. Какого хрена ты сейчас в своём номере, а не лежишь под Чабашем, растопырив ноги?
— Так нужно, — мягко отвечаю я. — То, что достаётся легко, не может удерживать интерес надолго.
Ему не нравится, но он проглатывает мои слова.
— Время, — напоминает он. — Время, детка.
— Ты обещал, — в моем голосе мольба. — Ты обещал, что позволишь поговорить с Серёжей.
Неохотно кивает. Приводят Серёжку. Испуганный. Бледный такой. Осматриваю его торопливо, не дай боже синяки или ссадины. Если они хоть пальцем его тронут…
— Милый, — едва сдерживаю слезы. — Как ты, мой хороший?
— Я к тебе хочу, — тоже чуть не плачет мой сын. — Мама, когда ты меня заберёшь?
— Скоро…
Дышит тяжело, с тревогой понимаю я. Мне кажется, я слышу сипы, с которыми вздымается худенькая детская грудь. Тревога рвёт сердце, а разговор наш до обидного короткий, Серёжку уводят.
— Виктор, — пытаюсь быть спокойной я. — Ингалятор и ампулы для инъекций всегда должны быть под рукой. Я вижу, что скоро может случиться приступ. Обещай мне.
— Не ссы, — легкомысленно отмахивается он. — Просто будь послушной девочкой и все хорошо будет.
Глава 6
Давид
Гараев позвонил на следующий день. По выходным мы с ним, бывало, пересекались.
Официально общих дел не имели, неофициально приходилось обсуждать многое, и ещё больше — делиться. Если Гарай отвечал за закон, то я был — порядком.
— Давид, дорогой, приезжай к нам, мы сегодня барбекю семьёй затеяли.
— Хорошо, — ответил я Гараеву, — ближе к трем заеду.
До обеда, несмотря на выходной, я свои дела решал, не выходя из офиса. Здесь безопасность на высшем уровне, не кабинет — бункер, способный выдержать взрыв.
В дверь стукнули, я ответил:
— Заходи, — и увидел Вовку.
Начальник безопасности зашёл, кивнув в знак приветствия, сел на кресло напротив моего и папку протянул, бумажную, тесемками перевязанную.
— Ещё бы печать сургучную налепил, — хмыкнул я, развязывая бантик и папку открывая. Сразу же — фотка Славы, крупным планом, рядом с ней за руку идёт пацан, лет пять — шесть, белобрысый, волосы кудрявые.
— Ни хрена себе, — присвистнул я, — это кто?
— Племянник ее. Она его опекун, с самого рождения, мамка у пацана умерла, отца не было. Там в документах дальше есть все бумаги.
Я взял в руки досье Славы, изучая его. Последние годы ничем выдающимся не отличались, официально она числилась экономистом в какой-то хер пойми фирме, чем зарабатывала на деле, оставалось неизвестно.
