Он познал худшее из того, что могла предложить жизнь, и выжил! И теперь нисколько не сомневался в том, что будет продолжать в том же духе.
Когда-нибудь он сможет настолько ублажить Генриха, чтобы потребовать у того награды. Он, конечно, не мечтал о том, чтобы вернуть богатые северные владения и замок, некогда принадлежавшие его отцу. Король Генрих, как и все монархи, редко расставался с подобными ценностями, разве лишь только по крайней необходимости.
Но небольшое полуразрушенное имение его бы вполне устроило. Ветхий домик, немного земли, несколько слуг и покой. Это время приближалось, и судьба давала ему шанс. Добыв для короля вожделенный кубок, он мог бы исхитриться и сделать попытку снова стать лордом Николасом, бароном Дервентом.
Однако пока он оставался шутом. Продолжал дразнить трезвых, скучных, ограниченных мужчин, изводя их своими колкими шутками, продолжал сводить с ума женщин, впрочем, гораздо более приятными способами. Он был уверен, то же самое ждет его в замке Фортэм — мужчины для игры ума и колких шуток, женщины для игры в любовь.
А также кубок святой Евгелины.
Он с нетерпением ждал встречи с ними со всеми.
Николас растянулся в паланкине, с интересом разглядывая свой рваный, подобранный не под пару носок. Бого, его слуга, камердинер и друг, превзошел самого себя сегодня утром, подбирая ему достойное одеяние. Можно представить себе, в какое смятение придет леди Монкриф, когда увидит, с кем ей придется путешествовать.
Ему было интересно, какова она. Неужели так же скучна и пресна, как сэр Ричард? По крайней мере, более занудной она быть не может. Это попросту невозможно. Он мог бы очаровать ее, конечно, — он пока еще не встречал женщины, которой не мог бы очаровать, независимо от ее возраста, внешности и положения в обществе. Если правильно повести дело, то всегда можно было бы скоротать время в этом бесконечном путешествии среди юбок леди Джулианы. Она была молода, это он знал точно. Невеста — ребенок, девочка-вдова, женщина без приданого, не имеющая никакой цены на рынке невест. Она не могла быть более чем просто хорошенькой, он бы обязательно знал о ней, будь она красавицей или уродиной.
Он слышал, как они приближаются, сэр Ричард продолжал что-то монотонно гудеть своим хриплым голосом. Этот скрежещущий неприятный звук был его единственным средством обороны против едких нападок Николаса.
Шут поерзал на сиденье, подавляя нетерпеливое желание выглянуть из-за занавесок, чтобы поскорее увидеть леди Джулиану.
— Что это такое?
Что ж, ее голос, по крайней мере, был очень приятным, более того, это был нежный, глубокий голос с намеком на чувственность, от которого внезапно обострились все его ощущения. Николас снова поерзал на скамейке.
— Что именно? — раздраженным тоном переспросил сэр Ричард.
— Этот лязгающий звук. Он что, закован в кандалы? — спросила она с явной тревогой.
Сэр Ричард явно перестарался, расписывая подвиги Николаса, так что привел в ужас бедную девочку.
— Это бубенчики, миледи. Я ведь говорил вам, что от этого типа слишком много шума.
Он раздвинул занавески, стараясь не замечать Николаса.
— Прошу вас, садитесь, миледи.
Николас сидел почти неподвижно в своем углу, наблюдая за тем, как она вошла внутрь, села, откинулась на спинку с легким вздохом и расправила юбку своего простого шерстяного платья. А затем она подняла голову и посмотрела прямо на него с выражением легкого беспокойства в темно-карих глазах.
Примерно так он и представлял ее себе, и все-таки она была другой. У нее было довольно заурядное лицо, по-своему приятное в своей неприметности: маленький носик, крупный рот, обманчиво кроткие глаза. Ее густые волосы цвета зрелой пшеницы были заплетены в толстые косы, которые доставали ей до пояса. На голове была накидка из серого шелка.
Платье ее было простого покроя, без украшений, но вполне подобающее ее положению хозяйки Монкрифа. Это была только лишь одежда. Она нисколько не льстила фигуре Джулианы, не подчеркивала ее достоинств и не скрывала недостатков. Она была высокой, с пышными формами, однако он плохо рассмотрел ее. Леди Джулиана забилась в угол, явно чувствуя себя неуютно и неловко в этом паланкине. Но, возможно, ей просто не нравилось его общество.
Пред нами юная вдова,
В чьем сердце скорбь живет,
Но боль пройдет, уверен я,
И счастье деву ждет.
— Простите? — произнесла Джулиана ледяным тоном. Вернее, она попыталась, чтобы ее голос прозвучал холодно, но Николас вновь услышал в нем ту скрытую страстность, которую заметил еще раньше и которая так взволновала его.
Он откинулся назад и положил ноги на сиденье возле нее, при этом серебряные бубенчики снова звякнули. Случалось, этот звук раздражал его немилосердно, доводя почти до сумасшествия, однако других он определенно раздражал еще больше. Потому Николас считал, что цена, которую ему приходится за это платить, не так уж и высока.
— Это всего лишь мои соболезнования по поводу смерти вашего мужа, миледи, — произнес он как можно более приятным голосом.
Но выражение ее лица ничуть не смягчилось. Леди Монкриф была совсем не глупа — факт, который заинтересовал его даже больше, чем ее напряженное тело. Он редко встречал ум и красоту в одной, так сказать, упаковке. Леди Джулиана не была красавицей, и все же в ней было нечто удивительно притягательное, обворожительное. А Николаса было не так-то легко обворожить.
Она вежливо наклонила голову в знак приличествующей случаю признательности. Затем снова прислонилась спиной к стенке паланкина и закрыла глаза, словно отгораживаясь от него. Николас уставился на нее как зачарованный. Ее большие карие глаза были лучшим украшением ее лица, но даже когда они были закрыты, ее лицо продолжало сохранять выражение ясной безмятежности, что показалось ему невероятно привлекательным.
И тем не менее он не собирался мириться с тем, что его отвергли.
— У вас нет с собой служанки, миледи? Уверен, что вам понадобится помощь в пути. Могу предложить вам свою. У меня богатый опыт в том, чтобы помогать женщинам освобождаться от платьев. Хотя, должен признаться, я никогда не утруждаю себя тем, чтобы помочь им снова одеться.
Она мгновенно открыла глаза, в которых мелькнуло возмущение. Он улыбнулся ей нежной улыбкой, сохраняя самое невинное выражение лица.
— Уверена, что у меня не возникнет трудностей… — она вдруг запнулась и замолчала. — Я не знаю, как мне называть вас, — сказала она наконец.
Еще один сюрприз — такая искренность. Ему стало интересно, была ли она такой же безмятежной и искренней в постели?
